Венок раскаяния

— Ого!! — вырвалось у него невольно, когда на оче­редном допросе он узнал о выборе Нефедова. — И Любарский дал согласие?..

Могучий адвокат. Лучший в Приморье.

Чтобы сэкономить нефедовские деньги, он собирал обычно несколько дел и только тогда летел в Москву.

— Пугают, значит, боятся… — Владимир Владимиро­вич Любарский написал кассационную жалобу — свыше пятисот страниц, отдельно на огромных листах ватмана начертил схемы, диаграммы, планы и в очередной раз отбыл в Москву.

Нефедов, из подследственного превратясь в осужден­ного, оставался по-прежнему в тюрьме. За это время умер пожилой майор, добрый человечный замполит тюрьмы, — инфаркт. В камерах, где его содержали, набивалось до тридцати человек, летом нечем дышать, зимой холодно.

Однако второе пребывание в тюрьме переносилось полегче. Нефедов по-прежнему ладил с заключенными. Опытные сокамерники, зная судьбу Нефедова и его вто­рой приход в тюрьму, определили: «Следствие горит, все будет в норме». Когда в камеру заходила комиссия и спрашивала, есть ли жалобы, камера кричала дружно: «Есть! Вон этого выгоняйте, — показывали на Нефе­дова, — чего держите?» — «Мы невиновных не держим, разберутся, — отвечал прокурор по надзору. — У самого-то какая статья?» — спрашивал кого-нибудь из горластых. — «Сто вторая, убийство». — «Ишь ты».

Жизнь Нефедова облегчалась тем, что чуть не каждый день к нему приходил Любарский, успокаивал.

— Я к нему ходил не как адвокат, а как священ­ник, — вспоминает Владимир Владимирович, — журналы приносил, книги.

Любарский принес ему стихи Тютчева. Тюремная вну­тренняя цензура внимательно проверяла каждую стра­ницу — нет ли наколок, клякс, надорванной странички, надписей, пусть хоть и подарочных. Нет ли в строке лишней запятой. Никогда еще у Тютчева не было столь внимательных редакторов и цензоров.

Павел Александрович читал стихи вслух всей камере.

— Неужели слушали?

— О-о, еще как!

Не рассуждай, не хлопочи!..

Безумство ищет, глупость судит;

Дневные раны сном лечи,

А завтра быть чему, то будет

Вернулся из Москвы Любарский. Верховный Суд при­говор отменил. Нефедова выпустили на свободу.

Вся камера кричала: «Ура!». На этот раз Нефедов, уходя, забрал все до нитки.

Арестованный Озерчуком на один день, Нефедов про­был в тюрьме на этот раз более полутора лет. Это была последняя акция Озерчука, он хлопнул на прощанье дверью. Разваливающееся дело передали другому следова­телю — Бугаеву, сидевшему с Озерчуком в одном каби­нете и разделявшему все его взгляды.

Коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, отменив приговор, снова направила дело на дополнительное расследование, указав на необходимость исследовать первичные документы, в частности матери­альные отчеты мастеров. Документы целы, хранятся в прокуратуре, чего проще — исследовать и сказать, нако­нец: виноват — не виноват.

Но новый следователь указание не выполняет, а прекращает дело по ст. 6 УПК РСФСР: «Вследствие измене­ния обстановки». Финал для прокуратуры не худший: Нефедов остается виновным, но отпущен на свободу, так как «потерял социальную опасность».

Но Москва и это решение отменила.

У прокуратуры не оставалось выхода, кроме как исследовать первичные документы. Однако неожиданно они… исчезли.

Листая личное дело Бугаева, я отыскал приказ № 60, из которого выяснилось, что следователь все доку­менты… уничтожил.

Разыскал Бугаева.

— Это же не документы, — сказал он, — это маку­латура.

— То есть?

— Они оправдывали Нефедова…

— И много их было?

— Да томов четыреста…

Нефедова полностью реабилитировали. Он вернулся в «Приморсклес», живет в Уссурийске и работает главным технологом. Ивану Ивановичу Слизкову сказали недавно о его воспитаннике:

— Не тот стал Паша-то, совсем не тот: где бы ини­циативу проявить, настойчивость, хозяйственников замше­лых расшевелить, а он — сидит, молчит. С каждой бума­жонки копию снимает, все — под копирку.

Квартиру Нефедову дали в хорошем новом доме. Он живет теперь в одном доме с городским прокурором, дру­гими уважаемыми людьми. Странный жилец. Нелюди­мый. Лежит на диване часами, молчит, думает о чем-то. Развеселится с детьми, опять думает. Иногда всплакнет.

Долги — 4200 рублей за адвоката — вернул, и сестрам, и знакомым. Только мать свои 250 рублей не взяла.

— Не надо, теперь ты сам меня похоронишь.

Дело Нефедова прекращено. Но прошлое, увы, не отпускает его, оно связано с его настоящим и будущим.