Венок раскаяния

В среду, 17 октября, и. о. райвоенкома А. Навроцкий (военком был в отпуске) заявку на разминирование подписал, и она была отправлена в войсковую часть. Одновременно было отправлено письмо обратно в милицию с распоряжением срочно выставить возле снаряда оцепление. От военкома до милиции — четыреста с небольшим метров, ходьбы — около пяти минут. Военкомат отправил письмо почтой. Оно пришло в милицию через пять дней — 22 октября. Начальник милиции М. Зарубов переправил письмо участковому Лагойко (однофамилец колхозного инженера, здесь Лагоек много) с резолюцией: для исполнения. Секретарь положила распоряжение в папку на имя участкового, там бумага и забылась, поскольку сам участковый был в отпуске.

В войсковую часть депеша из военкомата пришла пораньше, чем в милицию, — 19-го. Много времени было упущено. Однако и 19-го еще не все было потеряно. Но 19-го опять оказалась пятница, опять был конец недели, заявку не зарегистрировали, командиру части не показали, ее перекинули в инженерный отдел, там она затерялась.

До исполнителей — до саперов бумага так и не дошла.

Колхозный инженер Леонид Лагойко охранял снаряд четыре часа. Когда стемнело — понял: никто не придет.

Если вы, читатель, приготовились сочувствовать ему, — то не спешите. Начнем с того, что он стоял за зарплату. Вы можете возразить: колхозный инженер по технике безопасности получает зарплату не за это, ситуация никак не связана с производством. Да нет, и за это идут ему деньги. Леонида Лагойко приглашали и в Могилев, и в Минск на курсы повышения квалификации, которые проводил обком профсоюзов. Там все инженеры получали подробный инструктаж — в каких случаях как поступать при обнаружении опасных находок, разбирались конкретные случаи, когда при уборке урожая находили снаряды, мины, бомбы.

Не зря Лагойко вызывали, бои здесь шли жестокие — «Бобруйский котел» известен. Пять рубежей немецкой обороны, один из них — третий — как раз проходил здесь, в районе Столпищ: проволочные заграждения, доты, дзоты, минные поля. Землю начинили снарядами и бомбами плотно и надолго.

К слову сказать, Лагойко в армии был командиром танка. Потом работал в ДОСААФе, в школе технического вооружения. Что к чему — знал, и вовсе не обязательно было выстаивать ему возле снаряда. Проще было запереть в сарае, амбаре, железном ящике — изолировать.

Когда стемнело, мимо проходил пустой председательский «газик». Леонид повез снаряд к правлению и там, у порога, бросил его в цветочную клумбу. В кабинете Солоновича горел свет.

— Может, Панфилычу покажем? — шофер кивнул на председательское окно.

— Да не, не надо.

— Давай тогда в лес отвезем да закопаем.

— Я позвонил, должны приехать.

У Лагойко я спросил, зачем он повез снаряд в центр деревни. «Машина же шла туда», — ответил он. Потом поправился: «Хотел внимание привлечь».

Привлек. Назавтра в семь утра все правление присутствовало на разнарядке. Л. Лагойко: «Я после разнарядки принес этот предмет в контору и показал присутствующим Араеву, Кульмачу, Здункевичу. Они выразили мнение, что это не взрывоопасный предмет. Я отнес его опять на клумбу. Просил Кульмача неоднократно завезти его в милицию или военкомат». (Из уголовного дела.)

«Предмет» якобы назвали не взрывоопасным, и в то же время инженер просит его увезти. Лагойко в то утро и другим членам правления сказал:

— Мужики, кто в район поедет, — прихватите.

Сейчас, задним числом, «сомневающихся» стало больше: думали, что это — домкрат или глушитель от мотоцикла… В деревне 37 участников войны, 36 военнообязанных, прошедших воинскую службу… Даже если глушитель, но похож на снаряд, все равно — опасно. Я убежден, ни один хозяин, ни одна хозяйка не позволили бы лежать ему у порога собственной избы. У конторы? Пусть правление и разбирается.

Нынешнее состояние умов объяснили мне, не стыдясь: детей уже все равно не вернешь, надо спасать живых. Тем более что статья 168 Уголовного кодекса Белорусской ССР строга: «Халатность. Невыполнение или ненадлежащее выполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан, — наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до одного года, или увольнением от должности».

И Лагойко, и милиция, и военкомат — все они, специалисты, выполняли инструкцию, но по форме, а не по существу. Все указывали и не проверяли, отдавали распоряжения и забывали, все что-то начинали и никто не закончил. Лагойко в милицию позвонил, и дело свое посчитал сделанным. Милиция военкомату устную директиву передала, и дальше ее ничто не волновало. Военкомат отправил милиции встречную директиву, уже письменную (об оцеплении снаряда), а то, что ее не выполнили, их не беспокоило. И в войсковую часть заявку отправили, а получили ли ее саперы и когда приедут — никого не трогало.