Венская прелюдия

— А вот это абсолютно лишнее, Александр Александрович. Сказано же — в рундук, и в Петербург. К чему эти ваши экспрессивные выходки? Не забывайте, мы на территории чужого государства, а вы имеете дипломатический статус. Это шкандаль несомненный. Кстати, именно благодаря стараниям князя Лобанова-Ростовского вы этот статус и получили. Да убавьте же шаг! Вся улица оборачивается на вашу хромоту!

Завадский взял себя в руки и постепенно замедлился, но выражение лица не изменил. Оно по-прежнему выражало крайнюю степень раздражения.

— Вы не забыли, что князю лично пришлось приводить Гирсу аргументы в пользу того, что вы должны прибыть в Вену вместе с Лузгиным. Тут и ваша честь на кону. Если дадите волю лишним эмоциям, то получится, что были со своим другом заодно, вынашивали коварные планы предательства вместе, так сказать, а в нужный момент убрали его как единственного свидетеля этих коварных замыслов. Каково, а?

Завадский резко остановился, обернулся в сторону Подгорского и тихо прорычал:

— Не сметь подозревать меня в измене… Не сметь…

— Вот-вот, уже получше. Но держите себя в руках, Александр Александрович. — Чиновник посольства вынес на себе бешеный взгляд капитана, умиротворяюще улыбнулся и тронул того за локоть. — Не ищите врагов там, где их нет. Не верите? И не надо. Давайте с холодным умом во всём разберёмся и доложим фактическое положение дел. Большего от нас князь и не требует. Только уж совладайте со своими эмоциями, сделайте одолжение.

Завадский громко выдохнул, будто только что опрокинул чарку, усмирил свои вздувшиеся желваки, изобразил благопристойное выражение лица и решил взять инициативу в свои руки.

— Вы правы, Илья Михайлович, но только лишь в том, что нужно взять себя в руки. Это будет для нашего дела полезно, согласен. Но каково же это — друга в предательстве уличить!

— Господин капитан второго ранга! — В голосе Подгорского прозвучала жёсткая нота.

— Да, да… — досадно ответил Завадский, усмиряя свой пыл. — Сначала разберёмся в диспозиции. Вам придётся применить всё своё красноречие, Илья Михайлович. — Завадский резко дёрнул вниз узел галстука, чтобы легче дышалось. Следовало выработать план действий, и потому они пошли пешком. Это давало дополнительные тридцать минут на подготовку.

— Этот букинист, во-первых, очень многословен, а во-вторых, хитёр как лис. Видал я таких прохиндеев, которые заболтают любое дело. Эх, как жаль, что я не силён в немецком… — сокрушался Александр Александрович, постоянно уменьшая шаг — низкорослый Подгорский на поспевал за капитаном, к тому же от этой спешки его уже мучила одышка.

— Может быть, это и хорошо в нашем случае, герр Завадский. Давайте сделаем так: в это время господин Хубер каждый день посещает книжную лавку. Нам под любым предлогом следует там задержаться хотя бы на четверть часа, не вызывая подозрений. Вы будете искать книгу, а я поработаю вашим переводчиком. Допустим, Пушкина. Наверняка у Гройзера его не найдётся. На выяснение этих обстоятельств мы и потратим нужное время. Хубер — человек пунктуальный, так что должно получиться. Потом будем действовать по обстоятельствам.

— В театре это называется импровизация, на флоте — самоуправство. И там, и там — не слишком приветствуется, я бы предпочёл иметь конкретный план, — скептически отреагировал Завадский, взявшись за ручку двери букинистической лавки Гройзера.

Осмотревшись по сторонам, компаньоны по расследованию удивлённо переглянулись. В помещении было пусто. Заглянув за прилавок, Подгорский констатировал:

— Здесь уже кто-то импровизировал…

Пальцы Ильи Михайловича ощутили пульс на руке букиниста, что внушало оптимизм, но в остальном он представлял собой зрелище жалкое. Неестественным образом подвёрнутая в сторону нога и непонятного происхождения пятно на шее подсказывали, что напасть, приключившаяся с Гройзером, не имеет ничего общего с естественными причинами.

Только Завадский нагнулся над бесчувственным хозяином книжной лавки, как откуда-то справа раздался немыслимый грохот. Звук шёл от книжного шкафа.

— Вы думаете, у старика буйные соседи через стену? — тихо спросил Подгорский, отвечая на вопросительный взгляд Александра Александровича.

Завадский встал с колена, оглядывая потолок и стены, двинулся вправо. Звук на несколько секунд пропал, но затем с новой силой возобновился. Создавалось такое ощущение, что за стеной бросали об пол мешок с чем-то тяжёлым, потом, после короткой паузы, роняли что-то из мебели и в завершение всего били посуду. На ссору влюблённых это было похоже весьма отдалённо. Скорее на драку.

— Ах, ты ж, … такая! — отчётливо раздалось за стеной русское ругательство, и голос показался Завадскому до боли знакомым.

Подгорский без слов подбежал к шкафу и принялся его ощупывать.

— Отойди! — взревел Завадский и, взяв разбег в несколько шагов, врезался ногой в полку.