— Барин, дрова дубовые, как приказывали! — Громоздкая фигура дворника Прохора заслонила собой почти весь дверной проём. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял в дверях, прижав к груди шапку. В другой руке здоровяк без всякого напряжения держал большущую связку идеально наколотых треугольных поленьев одинаковой длины. В аккурат под размер прямоугольной пасти изразцового камина, которая явно нуждалась в подкормке. Пара сгоревших поленьев превратилась в серебристую пыль, но редкие угольки на решётке всё же источали такое желанное тепло.
Хоть Прохор всегда считал этого полного лысого иностранца жильцом странноватым, все его прихоти выполнял мгновенно. И дров принести, и самовар натереть, а бывало, и в лавку частенько бегал — уж очень щедрыми получались чаевые. Особо доходными для дворника становились зимние месяцы. Итальянец выбирался из своей берлоги только в те дни, когда его труппа давала оперу или случалась важная репетиция. Остальное время он проводил в каминной зале своей квартиры, закутавшись в шерстяное одеяло.
— Опять хандрите, барин? — Прошка не дождался ответа. Итальянец молча сидел в кресле-качалке с длинным шарфом на шее. — Да жарко же! Что ж такое! У меня прямо морда горит! Барин, мне не жалко, но две поленницы в день…
За те пару лет, что Джованни пребывал с оперной труппой в Петербурге, он прекрасно изучил мудрёный русский язык, но предпочитал делать вид, что по-прежнему мало что понимает. Таким образом, он получал фору с любым собеседником. Стоило спросить, что такое «понюшка» или для чего нужна «повинная», как его визави принимался усердно, всеми доступными средствами пояснять смысл сказанного. При этом человек полностью терял ход своей мысли.
— Если тебя, Прохор, однажды завезли на юг в Италия… Дева Мария… прости меня грешного… — Джованни перекрестился, но сделал это полной ладонью и слева направо, заставив Прохора в очередной раз недоумённо пожать плечами. — Ты уразуметь разницу между деревом, на котором растут оливки, и вашим бесполезным дубом. Его плоды едят дикие свиньи, а божественного вкуса масло давить только из оливок. Я этот вкус уже забывать…
Дворнику большего знать и не полагалось. Ворох проблем, свалившихся на итальянца, тот предпочитал решать, погрузившись в размышления наедине с самим собой. Сердобольный Прошка во дворе всё больше сталкивался с публикой шумной и жизнерадостной, поэтому такое серьёзное выражение лица иностранца дворник отнёс к тоске по родине.