Венская прелюдия

— История со многими неизвестными, господин Гройзер. Я подозреваю, что не обошлось без стрел Амура, — обезоруживающе улыбнулся адъютант. — Искать логику в поведении влюблённых бессмысленно, согласитесь. Обратите внимание, книга пахнет лавандой. Анна вложила туда надушенную открытку. Значит, между ними было всё хорошо.

Старик медленно поднёс том Лейбница ближе лицу и жадно втянул воздух. Лавандовый аромат заставил его лицо подобреть:

— Действительно, это её любимые духи. Знакомый запах.

— Вот-вот… Молодой человек, судя по тому, насколько настойчивым он был в своей просьбе вернуть Анне книгу, рассчитывает на сохранение тёплых, если не сказать больше, отношений. Имя его позвольте не афишировать. Это не наша тайна. Если девушка посчитает возможным, то сама вам расскажет.

— Что вы, она такая молчунья… — Букинист неосторожно взялся за стекло очков и вынужден был приняться протирать их платком. — У меня есть узкий круг постоянных клиентов. Анна входит в их число. Видите ли, я считаю неправильным продавать знания людям, которые их настойчиво ищут. Каждый мой клиент покупает первую книгу. Потом, когда он снова приходит и ему нужна следующая, я по глазам и ещё по кое-каким мелочам определяю, тратит ли мой гость последние деньги на это издание. Поверьте, Гройзер в людях разбирается… Если моё предположение оказывается верным, то я предлагаю обмен. Для этого книги со штампами. Знаете, сколько юных дарований я осчастливил знаниями? Нет, вы не знаете…

Старый букинист водрузил очки на положенное место, несколько выпятил вперёд впавшую грудь, застегнул на верхнюю пуговицу жилетку и извлёк из её маленького кармана небольшой ключ с привязанной к нему верёвочкой.

— Гройзер уже шестнадцать лет одинок… Вся его жизнь прошла в этой лавке.

Старик с третьей попытки попал ключом в замочную скважину, провернул его и с раздражением резко выдернул ящик стола.

— Гройзер и не заметил, как стал одинок… Теперь дома его не ждёт любимая Марта, с которой он прожил тридцать восемь лет. Теперь вся жизнь старика протекает здесь… на этой странной лестнице. С этими старыми, как он, книгами…

Продолговатая коробка, наполненная исписанными картонными формулярами, появилась на стойке с грохотом падающей швабры. Букинист явно расстроился после каких-то своих воспоминаний.

— Вы думаете, я отдам книгу просто так? Не-е — ет… — протянул букинист, перебирая картотеку. — Вот, пожалуйста. Тейнфальтштрассе, 2. Анна Хубер.

* * *

Путь до указанного букинистом адреса фиакр Подгорского проделал не более чем за четверть часа. При этом Илья Михайлович лошадь не торопил. Разглядеть в деталях прекрасную архитектуру Вены можно только, если экипаж движется немногим быстрее пешехода. Пока пассажиры наслаждались видами Вены, он провёз их мимо Штефансплатц, приостановился в том месте, где с улицы Грабен между домами в проулке справа виднелся позеленевший от времени медный купол церкви Святого Петра и проследовал далее в западную часть старого города.

— Либо за нами послали присматривать полного дилетанта, либо всё это происходит демонстративно. Ваше мнение, коллега? — спросил Лузгин у своего спутника, сложив руки на серебряном шарике трости.

— Я склоняюсь к первому варианту, — флегматично произнёс Александр Александрович.

— А я ко второму… — неожиданно раздался голос кучера. — Пока вы познавали глубину философии Лейбница в том подвале, я поинтересовался у нашего шпика, каким жиром он пользуется для смазки ступиц.

Пассажиры недоумённо переглянулись, после чего случилась долгая пауза.

— И каким же? — спустя минуту спросил Подгорского адъютант.

— Как я и думал, это масло. Не дёготь, не сало, а именно масло. У него патентованные втулки стоят на осях. Бронзовые. Там отверстие специальное имеется. Через него и смазывает. Потому и едет так тихо, — не оборачиваясь, ответил кучер.

— Прекрасное решение. Инженерная мысль Европы не стоит на месте. У нас в Больших Бобрах мужики оси на телегах до сих пор берёзовым дёгтем смазывают, — заметил Лузгин.

— Это обычный кучер. Ему заплатили, чтобы он следовал за моим фиакром с того момента, как я выехал из посольства. Мужик простой, руки грубые, на кистях специфические мозоли от вожжей.

Подгорский осмотрелся по сторонам и констатировал:

— Прибыли… Дом номер два.

«Ну что же… Пусть будет так. Не станем разочаровывать нашего неведомого преследователя. Приключение становится интересным», — подумал адъютант в тот момент, когда их зелёный фиакр остановился прямо напротив входа в трёхэтажное здание. Красная табличка с номером и названием улицы указывала на то, что этот адрес относится к первому муниципальному округу.

— Друг мой… Я, пожалуй, отправлюсь на это рандеву в одиночестве. Вы не обидитесь? — спросил адъютант у Завадского, и тот с чувством облегчения утвердительно кивнул. Изображать на людях немого Александру Александровичу было явно не по душе, да и выходило весьма посредственно. Актёр из морского офицера Завадского получался никудышный.