Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца

«Я сломалась, Амит. Я достигла дна, и это было лучшее, что когда-либо случалось со мной. Знаешь почему? Потому что я забыла о своей собственной ценности».

Она молчит, давая мне возможность осознать это. Затем ее голос понижается.

«Ты остаешься самим собой. Это не имеет ко мне никакого отношения. К тому, кем я была для тебя. Никем. А потом я встретила Пола. Он стал для меня тем, кем ты отказался становиться. Я люблю тебя, но ты…»

«Прости».

«Послушай», – говорит она, шмыгая носом. Вот тогда-то я и замечаю, что мои щеки намокли.

«Мне очень жаль», – говорю я.

«Послушай».

«Прости», – я практически рыдаю.

«Послушай меня».

Я беру себя в руки. Я просто говорю себе: стоп. «Ладно».

Ее голос снова смягчается:

«Хочешь знать, что хорошего в том, чтобы достичь дна?»

«Скажи мне».

«Есть только один способ подняться оттуда».

«Через люк?»

Она вздыхает: «Ох, Амит, вечно ты со своими шутками».

Я думал, что ей это во мне нравится.

«Оттуда дорога только наверх, – говорит она. – Ты можешь взлететь, как феникс. Но ты должен этого захотеть».

Что, если бы я вернулся домой? Что, если бы я просто позвонил и все ей рассказал?

«Я стала лучше, стала сильнее. Полагаю, благодаря твоему исчезновению».

«Всегда к твоим услугам». Даже сейчас я ничего не могу с собой поделать.

«Остряк».

Я думаю о чем-нибудь еще более язвительном, но одергиваю себя. Мы оба долго молчим.

«Ты никогда не узнаешь, как сильно я беспокоилась о тебе, – тихо говорит она. – Все эти ночи».

В этот момент я вижу, как мимо – словно колода карт – проходят мои бывшие подружки: шлеп-шлеп-шлеп. К тем, кто вытирал об меня ноги, я относился хорошо. С теми, кто был добр со мной, я вел себя как козел. О боже. Поищите слово «идиот» в энциклопедии, и вы найдете рядом с ним мою улыбающуюся физиономию.

«Ты все еще кое-что значишь для меня и всегда будешь значить».

Идиот. Идиот. Идиот. Я чувствую, что меня сейчас вырвет.

«Прости», – повторяю я.

«Все в порядке, – говорит она. – У меня все хорошо. Это все в прошлом».

Прошлое. Я ненавижу прошлое. У меня вырывается единственный вопрос, на который я не хочу получать ответа.

«Ты счастлива?»

«У меня все хорошо».

Снаружи кабинки ветерок теребит кленовые листья на тротуаре. Опавшие листья поднимаются в воздух, кружатся все быстрее и быстрее, затем разлетаются в стороны, расползаясь по улице.

«Ты счастлива?» – спрашиваю я снова.

«Да. А ты?»

«Я не знаю… Иногда, когда я иду по этим тропам, я чувствую себя лучше. Путешествие по разным странам, знаешь ли, выводит меня за пределы самого себя».

Поскольку я больше ничего не говорю, она рассказывает мне об урагане, пронесшемся через город на север штата Нью-Йорк. «Ветер дул со скоростью девяносто миль в час, – говорит она. – Власти даже объявили чрезвычайное положение». Она диктор новостей, зачитывающая заголовки в разгар шторма.

Я страстно желаю протянуть руку через расстояние, коснуться ее нежных пальцев, ее темных волос, мягкой внутренней стороны ее локтей, округлости ее грудей. Что-то внутри начинает болеть.

«Прости меня, – я как чертова заезженная пластинка. – Я хочу объяснить, – я делаю глубокий вдох. – Я не знаю, что я делаю. Я просто знаю, что не смог бы вернуться, что-то со мной было не так. И я подумал, что если буду бежать достаточно быстро, то сожгу все дотла».

«Ох, Амит, – тихо произносит она. – Я знаю, что с тобой не так».

«Держу пари».

«Не в этом смысле, глупышка. Что с тобой сейчас не так».

По сравнению с тем, что было раньше? Должно быть, я заслужил услышать это.

«Ты достиг дна, когда умер твой отец, – говорит она. – Ты просто не хочешь этого признавать».

Она ждет, пока я проникнусь. Если это было дно, то только что я опустился еще глубже. По-видимому, дно имеет уровни.

Затем, через тысячи миль между нами, я вновь слышу ее.

«Верил ли ты мне, когда мы были вместе? Что я была бы рядом, несмотря ни на что? Ты… верил… мне?»

Она была рядом, когда мне позвонили и сказали, что мой отец вряд ли доживет до вечера. Она обнимала меня – нежно, как будто я был хрупким. Как будто, если бы она отпустила меня, я бы разбился вдребезги.

«А как насчет этого – как-там-его-зовут?»

«Пола?»

«Без разницы».

«Ты не ответил».

«Это не имеет значения, – говорю я. – Люди все время предают. Они причиняют друг другу боль, сбегают, исчезают, умирают. Я не могу вернуться ко всему этому, – я качаю головой в кабинке, – не сейчас».

В телефоне раздается треск.

«Ты это слышал?» – спрашивает она.

«Что это за звук?»

«Снаружи сверкают молнии и гремит гром. Мне скоро нужно будет идти».

Я слышу только приглушенное эхо в своей голове.

«Хорошо».

«Еще кое-что, – говорит она. – Скажи мне хоть что-нибудь приятное».

Ее повадка. Если я становился ворчливым, она начинала меня донимать, и после того, как я наконец делился своей проблемой, я всегда чувствовал себя лучше. Делает ли она так сейчас с ним? Может, он никогда не ворчит.