Одевали меня так же всей толпой. И вот что странно: корсет здесь был свободнее, количество юбок меньше в три раза, а открытые плечи не считались дурным тоном, как это было в Эдинаке. Свободные нравы и едва ли не вседозволенность играли со мной злую шутку — я чувствовала себя неодетой. Можно сказать, что в голове присутствовала мысль о том, что с меня сняли вторую кожу, броню или привычную защиту. Я была нага и беззащитна для этого мира, как это было с только родившимся котенком, перед которым уже стоит ведро с водой.
Однако, в отличие от мамы и всё той же дуэньи, меня облачили в приличествующий для аристократки бархат. От этого я только выдавила улыбку, в попытке скрыть ею усмешку. Мать желала выдать меня за правильную леди — принцессу, у которой нет за плечами чахнущей над пустой чашей матери и крайне позорной связи с принцем из страны-оккупанта.
Спускалась в трапезную на первом этаже я под шипение своей новой няньки, которая не стала менять гнев на милость от моей покладистости и молчаливости, а только усилила свою позицию, комментируя каждый мой шаг и одёргивая при любом нежелании ступать в оковах её правил.
За столом сидела мама в окружении двух уже женатых пар, знакомых мне по детским воспоминаниям, а также четыре лорда, видеть которых мне не приходилось. Я вздохнула полной грудью и ступила в залу, чтобы тут же поймать на себе три неприязненных взгляда мужчин и один от того, что находился в браке.
Вот и славно — половина претендентов отсеяна, значит необходимо заняться второй.
— Вероника, — мама мило улыбнулась мне, смотря так холодно, что хотелось потереть обнаженные плечи ладонями, — позволь представить тебе лордов…
Дальше шли несколько безразличных мне имен и титулов, которые я не планировала запоминать, а потому пропустила мимо ушей, и, наконец, настала моя очередь:
— Мамочка, — делаю глаза большими и немного глупыми, — ты вчера так быстро забрала меня! Оскар не отсылал тебе писем? Он ждал меня, и должен был волноваться.
Мама застыла, очевидно не ожидав такой подлянки — кто не знал имя принца, фавориткой которого я была?
— Лорды прибыли для того, чтобы познакомиться с тобой, Вероника, — сквозь зубы, но максимально доброжелательно продолжила она, — каждый из них может стать твоим супругом, если…
Я не выдержала, понимая, что про письма она неспроста не ответила, из-за чего решила завершить знакомство быстрее:
— А что, тебя уже отказываются покупать?
Секунда. Хлесткая пощёчина, знакомая мне с самого детства, и яркая, можно сказать даже родная боль. Тереть и даже прикасаться к ушибленному месту я не стала — в этом не было смысла, только покажу ей, что мне больно. Я же добивалась обратного эффекта, при котором меня выбросят на границу королевства, посчитав недостойной звания принцессы.
— Нам стоит уйти, — попрощались первые беглецы.
За ними потянулись и остальные — никто больше не обронил и слова. Королева уронила лицо на сложенные ладони и простонала.
— Ты — чудовище! — резко вскинула она глаза на меня, — гадкое поганое чудовище, способное думать только о себе!
Я печально хмыкнула.
— Я желала бы помочь тебе, если бы ты не начала с унижения и оскорблений, мама.
— Я не… — начала было оправдываться она.
Я хмыкнула.
— Я покидала эти места, когда была ещё несмышлёной девочкой, заглядывающей в твой рот при каждом умном слове. Ты не учла того, что я выросла. Выросла и смогла принять твои поступки из моего детства, но не ты. Ты продолжаешь попытки глупой манипуляции, которая с успехом работала с ребенком. Я повзрослела в целой стране таких как ты, мама.
— Вчера ты…
— Вчера я не успела опомниться и была очень напугана и расстроена. Так что пора всё же убрать игрушки в чулан и продолжить дело адекватным разговором, результатом которого будет соглашение.
Я немного вздернула подбородок, ощущая себя той, кто смог наконец перебороть свои страхи и ответить ей. От этого было больнее слышать едкий хохот через полминуты после моей последней фразы.
— Повзрослела?! — она откинулась на спинку диванчика и запрокинула голову для пущего эффекта, — от того, что ты ринулась в объятья какого-то мерзавца, словно побежавшая на закланье деревенская корова, ты не стала взрослее! И тем более умнее, Вероника.
Я зажмурила глаза, не желая видеть её гадкого выражения лица, надсмехающегося надо мной. Хотелось закрыть ладонями уши или сбежать без оглядки куда-нибудь очень далеко, желательно в соседнее королевство, где будут тёплые объятья Оса и его же нежные успокаивающие слова.
— Ты — падшая женщина, — объявила она мне, — дерзкая и наглая, но не стоящая даже грамма золота, — её взгляд вновь стал мягким, — а я желаю тебе только добра. У нас есть несколько недель, чтобы привести тебя в порядок. Не только телесно, но и духовно.
Шаги ко мне, которые я ощущала физически. Оттого и задрожала, будто лань перед хищником.
— Я помогу тебе, дочь, — мне была протянута ладонь, которая в понимании мамы должна была служить символом примирения.
Но для меня этот жест был похож на подаяние нищим крестьянам, не желающим работать за позволение дышать.