Вера

Ларионов почувствовал, как кровь помимо его воли прилила к лицу. Но он видел, как спокойно и ласково произнесла она эти слова. Он смутился и пожал плечами.

– Думаю, да, – расплывчато ответил он, негодуя в душе, что ей пришло в голову говорить об этом.

Ирина улыбнулась.

– Ира, – вдруг не выдержал он. – Ну что ты в самом деле?

– Я просто хотела знать, – сказала она спокойно, но с оттенком оправдания в голосе.

– Да нечего там знать, – ответил он раздраженно и раздосадованно.

– Так вы были у нее? – спросила Ирина, выискивая что-то в его лице.

Ларионов вздохнул, едва скрывая свои муки. Он смотрел на Ирину с грустью, совершенно не понимая истинных мотивов ее расспросов.

– Был, – все же признался он.

– Это хорошо, – обрадовалась Ирина.

Ларионов отвел глаза нетерпеливым движением, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Вот как? – сказал он уныло.

Ирина растерялась. Она не могла понять, отчего он так огорчен.

– Конечно, – она словно подбирала слова. – Мне бы было прискорбно узнать, что вы ее бросили одну в больнице в такой момент. Это бы сделало ее несчастной, а вас… жестоким.

Ларионов отвернулся к печи, не в силах превозмочь боль. Он тяжело дышал.

– Я просто думаю, что вы… вы поступили хорошо, – тихо добавила Ирина, чувствуя нараставшее в нем возбуждение, стараясь всеми силами вложить в свои слова именно их прямой и истинный смысл.

Ларионов повернулся к ней.

– За что я повстречал тебя? – вдруг сказал он глухо, и Ирина слегка отпрянула. – За что помимо прочих мне было послано еще и это мучение?

Она покачала головой, желая объяснить, но она уже видела, что он совершенно иначе, чем она хотела, воспринял ее расспросы.

– Видно, не будет мне покоя на этой земле, – с усмешкой добавил он.

Ларионов привычным жестом достал из буфета бутылку с коньяком, налил в стопку и быстро выпил.

– Ступай, Ирина, – тихо сказал он.

Она, замерев, стояла в дверях, беспомощно глотая воздух.

– Ступай же! – сказал он громче.

Она ушла. А Ларионов, как всегда, смотрел ей вслед, думая о том, что он не в силах отказаться от нее, невзирая на все свои с ней неудачи. Он чувствовал без нее пожирающее одиночество.

Ирина вышла от Ларионова, и ее била дрожь. Она понимала, что сделала ему больно, но не могла никак осознать, что стало причиной этой боли. Она всячески отталкивала от себя мысль, что причина была в том, что он желал ее, как и прежде, и ее безучастность и спокойствие просто разбивали ему сердце. Ирина старалась найти причину в том, что он снова решил быть с Анисьей и испытывал стыд, не мог признать этого; или что она своим нравом окончательно стала его раздражать.

Но помимо слов были его глаза, его чувства; и подспудно она понимала, что все дело в том, что он по-прежнему хотел близости с ней и что его огорчало то, что он не мог отказаться ни от близости, ни от запрета на нее.

* * *

Последние две недели перед Новым годом личные тревоги будто отступили на второй план. Между Ириной и Ларионовым установились вежливые отношения. Он, видимо, принял ее решение держаться на расстоянии, и Ирине казалось, что Ларионов был занят своими делами и перестал ее замечать. Она успокоилась и отдавалась полностью работе. Лариса Ломакина поправлялась, и, хоть рана ее еще болела, разбиралась в библиотеке и составляла перечень литературы. В лагере нельзя было долго болеть – длительное пребывание в постели могло пойти во вред, следовало мобилизовываться и идти вперед, чтобы выжить.

Ирина собиралась уже выходить из барака, как ворота распахнулись и в барак ввалился местный балагур и вечно косой Пузенко, втаскивая на спине новый, плотный матрац. Вслед за ним, молча, другие зэки затаскивали еще матрацы.

Ирина отошла в сторону и теперь с удивлением наблюдала за бессловесными устроителями. Так они втащили семь матрацев. Затем в барак зашли еще зэки, которые волокли новые подушки, добротные одеяла, комплекты жесткого, еще белоснежного белья. Оставив все на нарах ближе к выходу, они так же молча ушли.

– Что происходит? – опомнилась Ирина.

– Майор велел привезти из Новосиба, – выдохнул перегаром Пузенко, задвигая кепку на затылок.

– А почему из Новосиба, а не через снабженцев? – спросила она, не понимая происходящего. – И почему по семь комплектов?

– А кто его знает, – ухмыльнулся Пузенко. – Мое дело – привезти куда велено. А вы уж разбирайтесь с Ларионовым или Загурской. Мне майор три пузыря и денег дал. Чего ж не сгонять?!

Пузенко подмигнул и вышел из барака. Вскоре из-за двери выплыла Балаян-Загурская и радостно вознесла к небу руки.

– Ирочка, солнце мое, – запела она. – Гражданин майор велел обновить постели у членов Комитета и библиотекаря. И меня не забыл, – добавила она кокетливо.

– И так быстро привезли? – Ирина запрыгала от радости.

– Ирочка, – заговорщически наклонилась к ней Балаян-Загурская, – на что только мужчины не идут во имя искусства. Майор – почетный меценат зоны и тайный эмиссар культуры, – почти шепотом закончила она.

Ирина, улыбаясь, пожала плечами, немного озадаченная объяснениями Балаян-Загурской. Она накинула фуфайку, косынку и побежала разыскивать Ларионова.