Вера Дулова. Воспоминания. Статьи. Документы

Мы играли много интересной и разной музыки: русскую и западную классику, пьесы современных советских композиторов, которых вдохновляла игра Дуловой, современных западных, чьи произведения часто были недоступны в СССР. Из каждой поездки Вера Георгиевна привозила ноты. Она делала всё возможное, чтобы познакомить нас с международным арфовым миром, который был закрыт для нас «Железным занавесом». Она привозила фотографии, слайды, записи и часто рассказывала о своих друзьях за границей и о молодых арфистах, которые были нашими зарубежными коллегами. В её доме я впервые услышала записи М. Гранжани, Н. Сабалета, П. Жаме, Л. Ласкин, С. Макдональд и других выдающихся западных арфистов.

Её ближайшими друзьями были Фиа Бергхаут и любимый педагог Мария Корчинская.

Фиа Бергхаут приглашала Веру Георгиевну на Недели арфы в Голландию каждый год и разрешала ей взять с собой одну — двух студенток. В 1971 году Вера Георгиевна взяла с собой Л. Мустер-Снегирёву и меня. Мы первые исполнили Польку Балакирева — Шостаковича для двух арф. И Вера Георгиевна рассказала нам историю этой пьесы.

Она и Шостакович были долгое время друзьями. В 1920 году они и ещё два музыканта были посланы на стажировку в Берлин (Макс Зааль был там её педагогом, и она всегда говорила о нём с любовью и уважением). Во время Второй мировой войны Вера Георгиевна и Шостакович оказались снова вместе в эвакуации в Куйбышеве. Шостакович ждал премьеру своей Седьмой симфонии и ужасно нервничал. Единственное, что могло его как-то успокоить — это сочинение музыки, но ни над чем серьёзным он работать не мог и попросил Веру Георгиевну: «Дай мне что-нибудь сделать для тебя, хотя бы какую-нибудь транскрипцию».

Вера Георгиевна давно мечтала о переложении Польки для двух арф и попросила его сделать это. Позже жаловалась: «Почему я не попросила его написать пьесу для арфы? Впоследствии он был так занят, что я не осмеливалась просить». В 1971 году, когда мы играли Польку в Голландии, мы играли её по рукописи, так как она ещё не была издана.

Разумеется, никто из нас не мог поехать в Голландию без Дуловой, так как очень немногим наше правительство разрешало выезд за рубеж. Но для Веры Георгиевны двери были открыты. Мы даже получали финансирование на наши поездки. Несколько раз ей удалось взять своих студенток на фестиваль в Гаржилез, которым руководил её «международный друг» Пьер Жаме.

Л. Мустер-Снегирёвой, которая в настоящее время является солисткой Гамбургского оркестра радио, и мне повезло побывать и в Голландии, и во Франции.

Наше путешествие было похоже на волшебную сказку или замечательный фильм, в котором мы вдруг оказались. Всё вокруг казалось абсолютно сюрреалистичным и не похожим на нашу жизнь в России. К сожалению, «фильм» шёл на языке, который мы не понимали. Русская система образования не придавала особого значения изучению иностранных языков, и мы не говорили ни на одном. [Странно: помню, уже в первом классе мы учили французский язык, через пару лет — английский (преподаватель — Валентина Ефимовна Хелемская), учили и в институте Гнесиных; в аспирантуре при МГК на вступительных и выпускных экзаменах сдавали английский язык. В 60-е в Москве открылись трёхгодичные курсы по изучению иностранных языков; занимались три раза в неделю по три часа. Вряд ли что-либо изменилось десять лет спустя. — Н. Ш.] Вера Георгиевна, напротив, говорила по-немецки, по-французски и немного по-английски. Правда, и без владения иностранным языком мы, как студентки Веры Георгиевны, были окружены вниманием, теплотой и гостеприимством всех, кто нас окружал. Мы наслаждались жизнью и подружились с нашими зарубежными коллегами, молодыми арфистами, такими как Л. Вуд-Ролло, А. Бонне, Ш. Матьё, К. Мишель и другими будущими знаменитостями.

Чтобы оценить широту педагогического влияния Веры Георгиевны, достаточно посмотреть на большую часть арфистов, которые гастролируют, играют во многих оркестрах России, преподают. Среди них много лауреатов международных конкурсов, так же, как и те, что живут и работают в престижных оркестрах заграницей.

Последний раз я видела Веру Георгиевну в 1987 году, когда я пришла к ней попрощаться перед эмиграцией в США. Она была первой среди моих друзей, кому я в 1980 году сообщила о своём решении покинуть Россию. Я сказала ей об этом даже до того, как мы подали документы на официальное разрешение об эмиграции. Я боялась её реакции, так как в то время людей, которые пытались уехать, считали «врагами народа», лишали гражданства. У всех, кто был с ними близок, могли быть неприятности. Многие, кого мы считали друзьями, перестали здороваться и, увидев нас, переходили на другую сторону улицы. Люди переставали звонить друг другу, так как телефонные разговоры прослушивались. Нам отказывали в визе до тех пор, пока к власти не пришёл Горбачёв. Вера Георгиевна продолжала общаться с нами с прежней добротой.