Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

‹…› Как здорово выросла Россия с 9-го января. Ведь это уже совсем иная Россия. Завидую теперь вам, стоящим у самого так сказать источника жизни, вы воочию видите, как пробуждается сознание народное, как оно проявляется в жизни. ‹…› Я не знаю, как чувствуете себя вы, как чувствуют себя друзья на свободе, я чувствую себя очень великолепно, никогда я не чувствовал так глубоко содержательности жизни. ‹…› Никогда слово наше так быстро и верно не претворялось в дело, как теперь, самая огромность и широта дела только бодрости вливают, только жизненность увеличивают. Теперь не должно быть места пессимизму, отчаянию, как в былые дни, когда и у сильных духом руки опускались перед «стеной», перед ее бездушным молчанием. Радостные голоса слышаться громче, светлые волны разогнали мрак, нависший тяжело над родиной. Ждем приближения весны с радостными надеждами. Святополк плохо делал весну по сравнению с той настоящей весной, которую нам готовит история. ‹…› Огромное общее заслонило маленькое личное…[918]

В этом письме, по своему романтическому пафосу очень напоминающем «Песню о буревестнике» Горького, Ярославский сначала выражает эйфорию от преодоления собственной изоляции. В формулировках текста заметно, какие дискурсы были определяющими для имиджа самоучки и его политических представлений. Историческая телеология марксизма в вульгаризированной форме мешается здесь с сотериологической метафорикой, заимствованной из текстов таких авторов, как Чернышевский, Добролюбов или Горький[919]. Для развития моей аргументации важны два уровня текста: на одном уровне Ярославский оценивает события. При этом он развивает и историческую телеологию, и модель социальных отношений: революционные события 1905 года он переносит в плоскость секулярного пути спасения, совершенствования человечества, пути «от мрака к свету», уделяя роль спасителя «народу». Собственно история представляется абстрактной движущей силой, революционер (то есть Ярославский) – ее действующим лицом и пророком. «Слово» революционера услышано пролетариатом и благодаря вновь проснувшемуся сознанию претворяется в жизнь. Так движется история, которая, наконец, освобождается из спячки, освобождая и революционера из его летаргии. На другом уровне Ярославский наблюдает за собой и описывает психическое состояние, вызванное в нем революционными событиями. Конец собственной изоляции и совместное дело он описывает как момент наивысшей эмоциональной интенсивности, в котором непосредственно ощущается смысл жизни, преодолена всякая форма отчужденности, застоя и пустоты.

Открытие харизмы: революционер, масса и проповедь социализма

Эмоциональная насыщенность, осмысленность жизни стоят и в центре того письма, которое Ярославский написал в феврале 1918 года из Москвы своей жене Клавдии Кирсановой (тогда она была комиссаром в Омске). В период с лета 1917 до начала 1918 года, когда популярность большевиков в городах резко выросла, казалось, что пришел наконец момент осуществления описанной Хаимсоном потребности в слиянии революционеров с «внешней народной массой». Находясь под впечатлением от участия в массовой политике, демонстрациях и митингах, Ярославский пишет Кирсановой о своих успехах в публичных выступлениях и достигнутом непосредственном контакте с московскими рабочими: