Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Mария: Отче, прости меня, стыжусь поведать тебе срамоту дел моих, но поелику видел ты нагое тело мое, обнажу пред тобой и дела мои, чтобы ты узнал, какого стыда и срамоты преисполнена душа моя… Однако изреку, не умолчав ни о чем, только заранее прошу тебя, не оскудевай молитвой за меня, чтобы мне получить милость в день суда. ‹…› Я, отче, рождена в Египте, и, когда мне было еще двенадцать лет и еще живы были мои родители, я отвергла себя от их любви, и отправилась в Александрию. Стыжусь и помыслить, не только подробно рассказывать, как я растлила мое первое девство, как начала творить неудержимое и ненасытное любодеяние[430].

Фонвизина: Я стыжусь говорить о моей постыдной жизни, но я открою ее, чтобы вы видели, какой грязью переполнена моя душа… Не скрою ни своих падений, ни Божьего попечения о моей грешной душе, ни Божьих милостей, которые проистекли и все еще проистекают на мою грешную душу… Славен Господь в святых Его, но еще более славен в Его грешниках… Бог… [благоволил] с ранних лет привлечь меня к себе – не обрядовой только набожностью а касаясь прямо моего сердца где и находился главной источник моего зла при натуре скажу прямо и просто: блудничей.

Я очень рано созрела физически – грех во мне развивался несознательно… еще играла в куклы как грех, о котором я говорила вам на исповеди сделался во мне неодолимой привычкой и вот чудо, грех этот в таком раннем возрасте не вредил моему здоровью – напротив до 11-ти лет я была хилый болезненный ребенок но как научилась удовлетворять плотским стремлениям, развилась поздоровела… Я… пила беззаконие как воду, что называется, но сердцем идолопоклонничала т. е. обожала тварь вместо творца[431].

Мария: [я] несколько пришла в чувство, поняв, какая вина возбраняет мне видеть Животворящее Древо Креста Господня! Ибо коснулся очам сердца моего свет разума спасительного, заповедь Господня светлая, просвещающая душевные очи, показующая мне, что тина моих дел возбраняет мне вход в церковь! Тогда начала я плакаться и рыдать, и бить в перси, износя воздыхания из глубины сердца…

Объял меня страх и ужас, я вся трепетала и тряслась. Так достигши дверей, которые дотоле были для меня затворены, без труда вошла я внутрь церкви Святая Святых, и сподобилась видеть Древо Честнаго и Животворящаго Креста, и видела Тайны Божия: и како готов есть принимати кающихся![432]

Фонвизина: Я как то серьезно взглянула на жизнь свою, сознала себя виновною перед родителями моими, просила прощения, исповедалась (кроме обычного греха) и приобщилась в первый раз сознательно… В принятии свят. Тайн познался вдруг сам Господь, любовь державная! – я вся преобразилась – куда девались все мои земные любви, при откровении этой любви всепоглощающей – откуда взялась молитва! У меня как будто глаза слух и смысл открылись – вдруг, и то что поют и то что читают стало понятно…[433] При этой новой любви привычка плотского греха оставила меня на время… Я стала тиха, кротка, задумчива и молчалива, как будто не на земле жила, забывала все земные потребности…[434]