Вера и разум. Европейская философия и ее вклад в познание истины

Кант несколько отступил от позиции Беркли, считавшего совершенно незаконным говорить о каких-либо внешних по отношению к нам вещах. Он допустил, что какие-то внешние объекты существуют, но сказать о них что-то кроме того, что они существуют, мы не можем и никогда не сможем. В последнем утверждении Кант проявляет себя агностиком. Этим он отличается от Парменида, который агностиком не был. Вспомните его исходный тезис: «Существует только то, что можно познать». У Канта же внешние вещи, которые он назвал «вещами в себе», познать нельзя, однако они существуют. Это уступка «догматизму» – допущению субстанций, отражаемых нашим сознанием. Но уступка совсем маленькая: образ внешнего мира, возникающий в нашем сознании, совершенно не является «отражением» вещей в себе, которые могут быть не просто не похожими на этот образ, но и диаметрально ему противоположными. Зачем же Канту понадобилась презумпция существования объектов, покрытых непроницаемым мраком? Затем, чтобы выполнялся принцип причинности: для того чтобы наше сознание начало конструировать образ внешнего мира, оно должно испытать какой-то внешний толчок, и этим толчком служат сигналы, приходящие к нашим органам восприятия от «вещей в себе». Что это за сигналы и каков механизм их поступления, мы тоже не знаем, но это и неважно. Важно, что этот спусковой крючок срабатывает и процесс конструирования начинается. А задача философии заключается только в том, чтобы понять, как этот процесс протекает. Наше сознание Кант уподобляет мясорубке, в которую закладывается неизвестно что («вещи в себе»), и в результате кручения ручки из этого нечто получается что-то (образ внешнего мира, «вещи для нас»). Поскольку у всех людей мясорубка сознания устроена одинаково, это «что-то» получается тоже у всех одинаковым – оно и есть общезначимое научное знание. Мясорубка, которую представляет собой человеческое сознание, состоит, как желудок коровы, из четырёх отделов, включающихся в действие последовательно по принципу конвейера, на который поступают «вещи в себе», а сходят с него «вещи для нас». К тому, что следующий отдел получает от предыдущего, он добавляет что-то своё, и эта добавка определяется природными законами его функционирования, которые Кант именует «априорными». Первый отдел – «восприятие», второй – «рассудок», третий – «чистый разум», четвёртый – «практический разум». Рассмотрим схему их действия, которая и составляет самую суть кантианства.

1. Восприятие. На вход здесь подаётся сигнал от «вещей в себе», сказать о котором совершенно нечего. Но каков бы он ни был сам по себе, в этом отделе сознания он моментально облекается в пространственную форму и обретает определённую длительность – атрибуты, которых в исходном сигнале, скорее всего, не было. Без этих атрибутов мы не то что познать, а и просто увидеть или услышать ничего не можем, так мы устроены, поэтому априорными законами восприятия является преобразование исходного сигнала в категории пространства и времени.

2. Рассудок. С этого этапа начинается уже осмысление того, что поставляет восприятие: поступивший от него чувственный пространственно-временной образ обретает здесь логическое оформление, так что о нём теперь можно рассуждать. Этот отдел сознания предъявляет к образу три априорных требования: соблюдение принципа причинности (того самого, из-за которого Канту пришлось вводить «вещи в себе»); соблюдение принципа сохранения субстанции (если вечером я положил под подушку секретные документы и запер дверь изнутри, то я уверен, что утром там их найду); выполнение закона всеобщего взаимодействия. Уверенность в том, что эти принципы всегда выполняются, ниоткуда не следует, их универсальность по самой их сути недоказуема, но нашу веру в их универсальность ничто не может поколебать, ибо она априорна. Понятно, что и образ внешнего мира мы строим таким, в каком они выполняются.

3. Чистый разум. В этом отделе сознания к требованиям рассудка прибавляются требования умозрения, то есть интеллектуальной интуиции. Этих требований тоже три, и все они продиктованы стремлением нашего сознания охватывать всякую множественность единым взором как целокупность. Единство внешнего мира воплощается для нас в понятии вселенной, единство нашего внутреннего мира – в понятии души, единство внешнего и внутреннего миров, вместе взятых, – в понятии Бога. Это и есть априорные категории «чистого разума». И хотя Бог возникает здесь с необходимостью, это не онтологическая, а чисто психологическая необходимость, поэтому Бог Канта не Вседержитель сущего, каким Он выступает у Беркли, а всего лишь организатор интеллектуального комфорта, что в точности отвечает требованию протестантизма.