Вера и разум. Европейская философия и ее вклад в познание истины

Чтобы её понять, надо вначале уяснить, какой идее она была противопоставлена, что упраздняла как устаревшее и неправильное и заменяла новым и правильным. Из того, что славянофилы возражали западникам, понятно: отвергаемая ими идея должна была прийти к нам из Европы. Так оно и было. Идеей, которую осмелились не принять лучшие русские мыслители первой половины XIX века, была порождённая протестантской гордыней концепция монистического историзма, воплотившаяся сначала у французских просветителей в теории «прогресса», а потом, более изысканным и опосредованным образом в гегелевском учении о том, как Мировой Разум находит наконец себя в образцовом государстве, обладающем окончательной истиной, распространяющем своё совершенное устройство и свою истину на весь земной шар. Это была не просто моноцивилизационная модель человечества, – той единственной цивилизацией, которая фигурировала в этой модели, была протестантская цивилизация.

Славянофилы первыми в мировой науке выступили против такого монизма и показали, что на нашей планете существует по меньшей мере две совершенно равноправных и необходимых друг другу цивилизации – западная и русская, – каждая из которых имеет своё историческое предназначение. Для этого им пришлось как следует разобраться в происхождении каждого из этих двух миров и в их отличительных особенностях. Выполнить такую трудоёмкую работу славянофилы могли только совместными усилиями, и вклад каждого из них был существенным.

Специфику западной цивилизации сподручнее всего было выявлять знающим её изнутри Киреевскому и Хомякову.

Более всего в своём заграничном путешествии Киреевский был удручён рационализмом Запада. Германия произвела на него впечатление страны «глупой», даже «дубовой», «хотя дубов в ней, кроме самих немцев, нет». Он предчувствовал, что именно рационализм – один из главных плодов протестантизма – приведёт когда-нибудь европейцев к тотальному духовному кризису. Одна деятельность рассудка, по мнению Киреевского, заводит в тупик, избежать которого можно только истинным просвещением сознания. Для этого человек должен «собрать в одну неделимую цельность все свои отдельные силы, которые в обыкновенном положении человека находятся в состоянии разрозненности и противоречия; чтобы он не признавал своей отвлечённой логической способности за единственный орган разумения истины; чтобы голос восторженного чувства, не соглашённый с другими силами духа, он не почитал безошибочным указанием правды; чтобы внушения отдельного эстетического смысла, независимо от других понятий, он не считал верным путеводителем для разумения высшего мироустройства; чтобы даже внутренний приговор совести, более или менее очищенной, он не признавал, мимо согласия других разуметельных сил, за конечный приговор высшей справедливости; даже чтобы господствующую любовь своего сердца, отдельно от других требований духа, он не почитал за непогрешительную руководительницу к постижению высшего блага, но чтобы постоянно искал в глубине души того внутреннего корня разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное зрение ума».

Это «зрение ума» есть, конечно, то же самое, что «умозрение» Парменида. Киреевский считал, что Запад утратил к нему способность, а Русь её сохранила и должна сохранять впредь для всего человечества, ибо больше некому. В этом – её будущее, её общемировая миссия. Он писал: «В истории одно государство всегда было столицею других, было сердцем, из которого выходит и куда возвращается вся кровь, все жизненные силы просвещённых народов. Англия и Германия находятся теперь на вершине европейского просвещения, но их внутренняя жизнь уже окончила своё развитие, состарилась и получила ту односторонность зрелости, которая делает их образованность исключительно им одним приличною».

При всей точности своих наблюдений и выводов, Киреевский говорил о «корне умозрения» достаточно абстрактно. Что представляет собой этот корень, разъяснил Хомяков. Это – православная вера, неповреждённое учение Христа и его носительница – Церковь. Только войдя в ограду Церкви, человек прозревает и умом, и всеми своими чувствами. Эту мысль Хомяков сформулировал с необыкновенной ясностью и краткостью:

«Ты понимаешь Писание, во сколько хранишь предание и во сколько творишь дела, угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, есть тебе данная лично, но тебе, как человеку Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь; дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Поэтому не суди Церкви и повинуйся ей, чтобы не отнялась у тебя мудрость».

Таким образом, Хомяков был убеждён, что подлинной мудростью, в том числе мудростью общественного жизнеустроения и исторического поведения, обладает только истинно христианский, то есть православный народ. Какие именно черты выработало православие у русского народа – об этом прекрасно сказал Константин Аксаков: