Вера и рыцарь ее сердца

С постирушками, которые устраивались студентками по субботам, Вера совсем оплошала. Стирка на природе вдохновляла ее больше на поэзию, чем на труд. Острый запах туалетного мыла, тополиная тень, журчание воды в арыке, порхание на ветру выстиранных трусиков и беленьких платочков, развешанных на ветках, будили в душе девушки ностальгию по дореволюционной жизни ее народа. Мыло смешило девушку больше всего. При намыливании оно оживало и ловко выскальзывало из ее рук, падало в траву и терялось, так что найти его было просто невозможно, а найденное мыло не стирало белье, а только его грязнило. От Вериной старательности при полоскании белья, вода из таза фонтаном разбрызгивалась во все стороны, но недовольных не было, потому что была суббота и ласково светило солнце, да, и Вера брызгалась не нарочно.

Надо сказать, что стирка у арыка в Верином исполнении больше походила на веселые приключения бабы Федоры. Таз у девушки часто опрокидывался, а белье неуклюже плюхалось в воду арыка и потом проворно уносилось течением. Вера храбро прыгала в воду и бежала, спотыкаясь, вдогонку за своими уплывающими полотенцами и платочками, приговаривая: «О, вернись мое полотенце, я тебя отстираю до дыр! А, иначе, куплю себе новое, вот обрадуется, мой Мойдодыр!»

Уже со следующей субботы Верино полотенце взялась стирать ее соседка по комнате, не для того, чтобы подчеркнуть нерадение его хозяйки, а из любви к ней.

На седьмой день сельскохозяйственной практики Верина веселость вдруг истощилась и ее сердце перестало быть ее сердцем, превратившись в мышечный орган, перегоняющий кровь по телу. Как могло такое случиться, ведь Вера сама так мечтала вырваться из дома, а, вырвавшись, почему-то растерялась и сердце перестало с ней говорить. Девушке вдруг стало не хватать ее своего любимого одиночества! … В бурной студенческой жизни она потеряла слух, который слышал шепот ее сердца, и ее собственная история терялась в историях ее соседок. Это ощущение потерянности было настолько сильным, что Вера оказалась на грани душевного срыва. Поэтому, дождавшись, когда ее подруг сморил крепкий сон, она осторожно выползла из кровати и в кромешной темноте, по-воровски, вышла из барака. Ночь уже царила над землей. Немного подумав, девушка отправилась в сторону пруда, укромно притаившегося за селом.

В этот поздний час поверхность озера напоминала черное колдовское зеркало, в котором отражались небесные звезды, которые бесцельно бродили по ночному небосклону. Прижавшись к гладкому стволу осины, Вера успокоилась, словно нашла свой приют, и тихо опустилась на землю. Стояла такая тишина, что ее можно было спугнуть коротким вздохом. Вера замерла, приготовившись из своего укрытия стать свидетелем ночной жизнь у пруда, куда людям в полночь ходить не положено. Потихоньку из ее сердца уходила грусть, а вместо грусти оно наполнялось убаюкивающим ощущением мира и покоя.

Луна крадучись выползла из-за горизонта и засияла над прудом, приветствуя Веру золотистой дорожкой, весело бегущей по глади пруда в ее направлении. Заквакали лягушки, застрекотали кузнечики, загудели комары, и зазвучал звенящий ноктюрн, видимо, для очаровательных маленьких фей с крылышками, которые в своем танцевальном порхании легче человеческой мысли.

Желанной гостьей чувствовала себя Вера в этом ночном великолепии. Сначала чуть слышно, а потом всё громче и увереннее стала она рассказывать ночи, то что лежало у нее на душе. В какой-то момент девушке почудилось, что кто-то очень добрый и мудрый слышит ее речь и печально вздыхает где-то совсем рядом с ней. Ветерок дрожью прошелся по воде, послышался всплеск рыбы, осиновая листва прошелестела что-то очень трепетное и сокровенное, что никогда не поймет человеческое сердце, привыкшее слышать только само себя. Нет, это Вере не почудилось, это было въявь, к ее голосу прислушивался таинственный повелитель ночи, может быть он что-то и говорил ей в ответ, но понять его велеречие она не могла. На душе сделалось так светло и празднично, что даже самодовольная желтая луна показалась ей более дружелюбной.

Незаметно для себя Вера стала говорить рифмами, чему была очень рада. Она говорила о непонятной печали на сердце, когда нет повода для печали; об одиночестве среди друзей; о желании петь, когда ее обижают; о празднике, который каждый раз ускользает прямо из-под носа, и, конечно, о своем вековом эгоизме луны, которая равнодушно взирает на всё, что происходит в ее призрачном свете, потому что сама не знает, что скоро она станет безликим месяцем. О своем чувстве к Шурику Вера не сказала ни слова, но великий дирижер ночного покоя знал о Вериной влюбленности, и понимающе молчал. Потом от земли потянуло холодом. С пруда подуло прохладой. Луна ушла за облако, как озябшая купчиха, прикрывающая свои круглые плечи облачным шарфом. Вера, насытившись своим одиночеством, отправилась в барак, к соседкам по комнате. «Уф», ее отсутствия никто не заметил. Девушка забралась под одеяло и счастливо заснула.