— Пора кончать с этим криминалом! — решил анархист для себя. — Не могу больше за деньги становиться под чужие знамена! Такова она — судьба наемника — не лучше участи солдата. Быть оружием в чужих руках. Лишь оружием. А мне нужна свобода. И зовите меня Кэно. Другого имени мне не надо. Это имя мне дали братья — «Черные драконы». Отныне другого у меня нет.
Денег тогда у него было достаточно, и Корсар посоветовал хорошего врача из Германии — Генриха Вайнера. «А ты уверен, что этот знахарь будет хранить молчание?» — опасался Кэно, на что Корсар заверил его: «Этот фриц самого Мефистофеля спасет, если только выдать ему нужную сумму. Очень до денег жадный». Вайнер не ударил в грязь лицом — после операции ноге вернулась подвижность. С грузом на сердце, созерцая свой портрет на каждом столбе с надписью: «Kano. Especially dangerous criminal. Wanted dead or alive», Кэно вернулся к «Черным драконам».
— Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал, япоша! — заявил он вместо приветствия лидеру клана.
— Я помог тебе понять, чего ты хочешь! — Уехиба был шокирован.
— Ты изувечил мою душу! Даже раны на теле не проходят бесследно — от них остаются шрамы. Представь, что творится с душой!
— Так нельзя, — покачал головой Морихей. — Надо уметь прощать своих.
— Усеки раз и навсегда, — продиктовал ему Кэно, — я не верю в такие надуманные понятия, как прощение, справедливость, любовь… Я не говорю о том, что это неприменимо ко мне. Я хочу сказать, что в мире вообще не может существовать такого!
Среди новобранцев клана была одна хорошенькая азиатская девчонка с утонченными чертами доброго и милого лица. Быстрые черные глаза ее казались наивными, но это было обманчивое впечатление — эта воительница орудовала катанами, как заправский повар ножами. Неверное слово — и чья-то голова, брызжа кровью, катилась по полу. Парни предпочитали не шутить с красавицей, но Кэно был не робкого десятка. «Детка, может по пивку, послушаешь песни под гитару?» — предложил он, и девчонка выпала в осадок. «Тасия, — застенчиво представилась она. — С удовольствием, я сама играю на гитаре — меня отец научил…». После того вечера по округе с наступлением сумерек разносились все те же аккорды и голос Тасии, призывавший:
Тасия была жестокой и воинственной только в драке. В жизни для всех она была роковой и загадочной, но Кэно знал ее истинное лицо. Она была романтиком, ужасно простодушной, легко ранимой натурой, отказывалась иметь собственное мнение, а если оно все же было, редко отстаивала его. Кэно понимал, что с ним она не сможет быть долго, он совершенно другой человек, жесткий и принципиальный, с окаменевшим сердцем и взглядом. Он знал, что невольно повелевает ею, а хотел видеть с собой рядом друга, равного себе. Тасия идеализировала, а он называл себя конченым человеком, пропащей, навеки проклятой, чуждой всему миру душой.
Тем не менее, они долго были вместе. Тасия была счастлива, но Кэно было не по себе. Когда он подарил ей мотоцикл, она набралась решительности и сделала намек, вроде: «Скоро ты подаришь мне кольцо?». В ответ Кэно только засмеялся, как безумец. Короткого, ни к чему не обязывающего романа не получилось и в этот раз. Что же он ответил? Да то, что думал все это время:
— Детка, я тебя предупреждал изначально — нечего на что-то рассчитывать. Да уж, ты безнадежный романтик. Спустись на землю — я не собираюсь бегать за тобой! Это ты, детка, должна за мной бегать. Тебе ведь от меня нужно гораздо больше — на всю жизнь, чем мне от тебя — на одну ночь. Я в любовь не верю, пойми. Не существует ее. Это люди сами себе чего-то напридумывали, и носятся, как дурень с писаной торбой, с этим высоким, мля, словом — «любовь».
Так расстался с еще одной. И уже приобрел уверенность в том, что так будет всю жизнь, но в душе надеялся отыскать спутницу жизни — достойную, гордую, равную по духу.