В середине «победного» творческого и жизненного пути Господь послал Сергею испытания: он пережил тяжелый инсульт, руки работали лишь отчасти. Но он продолжал писать и жить – очень активно. Даже компании собирал, хотя сам участвовал в них уже отстраненно. Мы иногда пересекались, много раз передавали друг другу поклоны через общих друзей, но так по-настоящему и не поговорили до кончины Сергея в 56 лет, последовавшей осенью 2015 года. Оставалось молиться и перечитывать интервью. Вот хоть такие слова: «Искусство уникально по силе своего воздействия не только на зрителя, но и на самого художника. Будучи методом познания, оно организовало и дисциплинировало меня, подтолкнув к осознанию гармонии всего сущего. Гармония для художника – это единство бытия, души, разума, внутреннего мира в их пластическом воплощении. <…> Присутствие в мертвой плоти постоянно живого, бьющего, пульсирующего, духовного естества, Божией благодати – это не что иное, как чудо. <…> Мало кто в жизни может найти в себе те дары, которыми мы награждены, но этот внутренний поиск необходим каждому из нас – как на пути к самому себе, так и на пути к Богу».
Пярт
Уникальный эстонский – и всеевропейский, всемирный – композитор создал свой музыкальный язык, который ты сразу узнаешь. Зашел я как-то в модный магазин, расположенный рядом с храмом, где сейчас служу, – поздравить людей с Пасхой, подарить кулич. Услышал фоновую музыку, удивился: Пярт! «Молодцы, не ожидал», – с ходу похвалил продавцов. Впрочем, такой эпизод в Москве почти немыслим. Композитор, выросший в СССР, «делавший» музыку для советского кино, ставший одним из первых открытых и сознательных христиан в тогдашнем искусстве, сегодня широко известен на Западе, но почти незнаком российской аудитории – за исключением узкого круга ценителей, половина которых узнала о Пярте на том же Западе, где композитор, впрочем, в основном и живет. Когда в 2005 году мы вместе с Алексеем Пузаковым решились организовать в Московской консерватории концерт в честь 70-летия композитора, деньги и исполнителей пришлось искать буквально до последнего дня.
С рабом Божиим Арефой (таково имя Арво Пярта в крещении) мы познакомились в начале девяностых в Пюхтицком монастыре. С тех пор лишь изредка перезванивались. Музыку Пярта я открыл для себя довольно поздно – и, наверное, она не совсем для молодежи. Начав с поставангардного минимализма, композитор пропустил через свой особый язык григорианский хорал, другие образцы старинной католической музыки, барокко, православные песнопения. Получился авторский стиль – tintinnabuli, в переводе с латыни – церковные колокольчики. Эту музыку можно слушать и в горе, и в радости – и для современного замороченного горожанина она очень полезна. За кажущейся порой «душевностью» у Пярта скрываются высочайшая духовность и интеллект.
Псой
Павел Эдуардович Лион, более известный как Псой Короленко, – личность уникальная. Он сформировался в пространстве серьезных текстов и продолжает очень талантливо писать. Однако, будучи человеком, мягко говоря, проницательным, Павел быстро уловил кризис восприятия большого текстового формата. И начал петь свои стихотворения – провокационно, подчас нецензурно, бросая вызов идолам постмодернистской философии и вообще всем идолам современной интеллигенции.
Вот такая декларация избранного творческого пути. Хотите – смейтесь, хотите – ругайтесь, но Павел, ставший Псоем (между прочим, это древнее египетское монашеское имя), привлекает внимание самой взыскательной аудитории. В клубах для интеллектуалов люди – и пожилые, и молодые – внимательно его слушают, подчас стоя, и заряжаются необычайной энергетикой исполнителя. Лион, настоящий странник, редко проводящий больше пяти дней в одной точке мира, может спеть не только собственные тексты – но и еврейские клезмерские песни, и французских шансонье, и псалмы Давида, и поэзию серебряного либо бронзового века, и советские шлягеры, и вообще все что угодно. На английском, французском, русском, молдавском, идише, иврите. Все чаще он выступает и в церковной аудитории, а иногда даже читает за богослужением.