Вера (ЛП)

Когда он приехал домой, то не стал заезжать в гараж, а вместо этого припарковался далеко на подъездной дороге и остаток пути прошел пешком. Лед хрустел между гравием, воздух остро жалил кожу. Чарльз посмотрел вверх на серое небо, низкое и тяжелое от снега. Он надеялся, что холодный воздух успокоит его. Но затем он дошел до входной двери и открыл ее. Свет, тепло, рождественская елка, которую они еще не убрали, и веселое рычание заставили его улыбаться, несмотря ни на что.

— Я поймаю тебя, — Эрик полз по полу на четвереньках, его пальцы были загнуты, будто это были когти.

Его жертва хихикала в ответ.

— Я поймаю тебя первая! — крикнув это, Джин бросилась на Эрика. Он тут же поборол ее, но сделал вид, что у нее получилось очень хорошее представление. И хотя Эрик продолжал рычать, играя с дочерью, в его улыбке было больше радости, чем Чарльз надеялся когда-либо увидеть.

Сейчас трудно было поверить, что когда-то Эрик был против удочерения Джин. Но порой Чарльз думал, что для Эрика солнце встает и садится ради этого ребенка.

Джин заметила его со своего места на полу.

— Папочка! — она моментально отскочила от Эрика, чья улыбка исчезла, когда он поднялся на колени. — Поиграй в медведей с нами!

Он хотел этого так сильно, просто бросить все и дурачиться с их малышкой, но оттягивать разговор с Эриком и дальше было бы жестоко. Подхватив Джин на руки, он крепко поцеловал ее в лоб и сказал:

— Мы поиграем в медведей после ужина. Разве ты не собиралась раскрасить несколько картинок для меня сегодня? Я хочу на них посмотреть. Давай, сбегай за ними, пока я поговорю с дядей Эриком.

Она нахмурилась, упрямо, как и любой ребенок, который отлично понимает, что только что услышал просто предлог. Но Джин понимала все не по годам, иногда так, будто могла видеть его чувства так же четко, как и он иногда мог видеть ее. Без дальнейших протестов, она позволила поставить себя на пол и побежала в сторону комнаты в задней части дома, которая была когда-то кабинетом его матери, а теперь — местом, где в большей или меньшей мере хранились мелки и игрушки Джин.

Эрик поднялся с пола, его волосы были растрепаны, а черная водолазка перекошена после игры.

— Ну что? Как все прошло? Они поверили тебе?

— Они поверили мне…

— Слава Богу, — сказал Эрик, и это не было пустым восклицанием. Он взял лицо Чарльза в свои руки. — Я не был так напуган с того времени, как был ребенком.

Учитывая, каким было детство Эрика, Чарльз отлично понимал, что это значит. От Эрика исходило такое облегчение, но он должен был объясниться до конца.

— Эрик, они классифицировали меня как I-А-О, — он накрыл руки Эрика своими, желая передать ему стойкости через это прикосновение.

— … что это значит?

— Они не пошлют меня воевать, но… я признан пригодным к не боевой службе.

— Вроде… вроде обучения, или Миротворцев, или…

Чарльз быстро поцеловал ладонь Эрика.

— Нет. I-А-О предоставляют поддержку военным, — он пытался говорить очень спокойно. — Они сказали, я больше всего подхожу, чтобы быть медиком.

Мгновение Эрик ничего не отвечал. Он просто стоял там, неподвижно, его руки стали холодными на коже Чарльза. Слова были напряженными, голос высоким, натянутым:

— Ты поедешь во Вьетнам.

— Нет гарантии, что меня распределят на военную службу, — хоть он и сказал это, они оба прекрасно знали шансы.

— Проклятье, — Эрик развернулся и вернулся в гостиную. Серый холодный свет из окна очерчивал его фигуру, пока он стоял там, глядя в никуда и быстро дыша.

Чарльз подумал, что сейчас они должны были бы утешать друг друга. Но Эрик пытался обрести самообладание ради Чарльза, так же, как и он сам пытался обрести его для Эрика. Странно, как любовь может удерживать двух человек в разных концах комнаты.

Джин прибежала обратно, ее рыжие кудри разлетались в стороны. Она хотела как можно быстрее показать ему свои успехи в рисовании. Чарльз позволил себе забыться, позволил дочери отвлечь его своими детскими делами. И к тому времени, когда Эрик присоединился к ним спустя несколько минут, они оба могли улыбаться ей.

***

Дискуссия возобновилась наверху, в библиотеке, после того, как Джин была уложена в постель.

Менора все еще стояла на каминной полке. Чарльз отстраненно подумал, что они оба не любили убирать украшения после праздников. Он получил неожиданное удовольствие от их празднования Хануки — более тайного по сравнению с ярким празднованием Рождества в гостиной внизу, более личного, и все же такого счастливого. Это был первый год, когда Джин понравились свечи и шоколадные монеты, и она даже слушала истории, которые рассказывал Эрик… По крайней мере, она слушала так, как можно было этого ожидать от любого трехлетнего ребенка. Хотя Чарльз растил ее в католической вере, он хотел, чтобы она понимала и уважала традиции Эрика. В свою очередь, Эрик сказал, что собирается быть честным с Джин по поводу отсутствия у него веры в Бога, когда она станет достаточно взрослой, чтобы спросить об этом. Но он был согласен позволить Чарльзу учить ее тому, во что он верит.