Вера (ЛП)

Они занимались любовью прямо там, одежда была разбросана по персидскому ковру, огонь окрашивал теплом их обнаженную кожу. Ни один из них не хотел отпускать другого даже на мгновение, так что они сплетались друг с другом руками, губами, языками. В очередной раз Чарльз удивлялся тому, как ярость Эрика может превращаться в нежность, как такое мистическое чувство как любовь может настолько красноречиво выражать себя через прикосновения. Как акт, который он с детства был научен воспринимать не просто как грех, а как извращение, был путем к такой общности, такому полному принятию и преданности другому человеку, какую Чарльз мог назвать только священной. Когда Эрик застонал в его плечо, содрогаясь в конвульсиях кульминации, Чарльз закрыл глаза, отказываясь думать о том времени, когда Эрик будет хоть немного дальше от него, чем прямо сейчас.

***

Следующим вечером Рейвен вернулась домой после отдыха в Люцерне. Эрик купал Джин наверху, и Чарльз решил воспользоваться моментом и поговорить со своей сестрой наедине, даже если это означало не дать ей шанса даже снять пальто и отставить в сторону лыжи.

— Они не могут так поступить, — она стояла очень неподвижно, не успевшие растаять снежинки пестрели на соболином меху. — Они не могут просто… вот так взять и послать тебя туда.

— Они посылают туда десятки тысяч других мужчин. Почему со мной должно быть как-то по-другому? Ты же знаешь, что я стал на учет после того, как отрекся от сана священника.

— Но все равно, — Рейвен оперлась руками о спинку ближайшего стула. Ее лицо — всегда такое поразительно изменчивое, как будто она была несколькими женщинами одновременно — сейчас выглядело таким девчачьим, каким Чарльз не видел его уже давно.

Они обожали друг друга с того самого дня, когда его родители привезли ее домой из приюта, и все же никогда не были по-настоящему близки. Набожность Чарльза служила разительным контрастом бунтарской натуре Рейвен. Пока он прислуживал в церкви, она таскала сигареты из сумочки их матери. Тем не менее, ее глаза светились гордостью в тот день, когда он был рукоположен в священники, а Чарльз был очень рад представлять ее прихожанам, когда она приезжала в очередном своем сногсшибательном наряде.

В первый год после того, как Чарльз покинул церковь, их отношения стали более близкими. Не будучи ханжой, она давно догадывалась о гомосексуальности своего брата, поняв это чуть ли не раньше, чем он сам. Она достаточно легко приняла их отношения с Эриком — редко говорила об этом, но никогда не осуждала. Более того, ей по-своему нравился Эрик. Во многом они были похожи — оба вспыльчивые, непочтительные и остроумные. Рейвен с удовольствием общалась с Эриком в те дни, когда он приходил, и проводила время с Чарльзом, когда его не было. Они с сестрой допоздна смотрели фильмы по телевизору и даже пару раз вместе делали попкорн. Чарльз думал, что им не хватает только пижам, и они снова будут как дети.

Затем Эрик переехал к нему, и Рейвен… не отдалилась, а скорее сделала шаг назад. У нее все еще была своя комната, и она хранила много вещей в особняке, но больше не проводила тут много времени. Иногда Чарльзу казалось, что она навещает их только для того, чтобы один вечер прогуляться с Эриком и подкрепить слухи, которые защищали их семью. Временная квартира в Верхнем Ист-Сайде была ее настоящим домом в те дни, а каждый месяц или два она совершала поездку во все более экзотические места: Рио, Гонолулу, Санторини. Каким-то образом она каждый раз умудрялась потратить на одежду столько денег, сколько Чарльз считал до этого невозможным. Время от времени он задавался вопросом, не превратилась ли его сестра в легкомысленную светскую львицу, мечтающую только летать по всему миру, едва касаясь земли…

… но каждый раз понимал, что это не так. Понимал по тому, как она светилась от радости, узнав, что он собирается удочерить Джин. Или по тому, какими глубокими были сейчас горе и страх в ее глазах.

Рейвен была его сестрой, и она любила его. Это все, что имело значение. И именно поэтому он мог попросить ее об этом.

— Пожалуйста, прежде чем Эрик спустится вниз, мне нужно обсудить с тобой кое-что, — быстро сказал Чарльз. — Конечно, с ним я тоже об этом говорил, и он согласен со мной, но его расстраивает эта тема.

— Мне тоже можно начинать расстраиваться? — огрызнулась она. — Господи, Чарльз… — он ненавидел, когда она произносила имя Господа всуе, но давно сдался, признав ее случай безнадежным, — … дай мне минуту перевести дыхание, ладно? Я все еще не могу поверить, что это действительно происходит.

Рейвен тоже могла наброситься на человека, когда хотела его защитить. Они с Эриком действительно были очень похожи.

— Прости. Прости меня. Я знаю, ты шокирована, и мне самому не нравится торопить этот разговор, но это важно.

— Ладно, ладно, — она откинула назад свои рыжевато-коричневые волосы и медленно кивнула, как кто-то, все еще не до конца проснувшийся от ночного кошмара. — В чем дело?

— Я должен… сделать определенные приготовления, на всякий случай.

— Не произноси этого! — Рейвен была суеверна.