Вера (ЛП)

Унизительная, ежедневная, непрерывная травля гомосексуалистов наполняла каждое мгновение армейской жизни. Разумеется, это были всего лишь издевательства. Негласная уверенность состояла в том, что никто здесь никогда не мог бы совершить что-то настолько мерзкое. Чарльз прекрасно понимал иронию такого отношения, которое поощрялось в том же месте, где способность убить другого человека считалась достоинством.

Но прямо сейчас у него были более неотложные проблемы. Как, например, эта злополучная стена.

Сетка под ним в очередной раз скрутилась, стягивая пальцы и заставляя цепляться за нее изо всех сил. Вес рюкзака создавал ощущение, что он умышленно и со злорадством тянет Чарльза вниз. Мышцы на руках горели, а перетянутые внутренности собирались вот-вот исторгнуть свое содержимое. Чарльз нестерпимо хотел сдаться и просто позволить сержанту кричать на него, но что-то внутри протестовало против такого решения.

Однажды это может стать не просто упражнением. Что если от него потребуется сделать что-то настолько же, или даже более трудное, чтобы спасти чью-то жизнь?

Теоретическая возможность была слишком слабым стимулом, чтобы заставить его двигаться. Так что Чарльз попытался представить что-то еще более требовательное. «Что если бы это был Эрик? Если бы Эрик был в беде по другую сторону этой стены, и только ты мог бы спасти его? Ты должен добраться до Эрика. Сейчас же!»

И каким-то образом его тело подчинилось. Чарльз выровнял положение и перебросил себя через верхний край стены. После этого проползти под последним препятствием в виде проволоки казалось проще простого.

Когда он, задыхаясь, достиг финиша раньше всех, сержант рявкнул:

— Может быть, ты не такая уж и тряпка, Ксавьер!

— Сэр, — сказал Чарльз. Ему пришлось глотнуть еще воздуха, чтобы продолжить. — Спасибо, сэр.

Никого из их группы не учили стрелять. Вместо этого их учили, что делать с последствиями выстрела. Не то чтобы Чарльз не понимал, что это возможно, но учиться тому, как найти укрытие, видеть изображения реальных вражеских солдат в камуфляже — делало все намного более реальным.

Не настолько реальным, как когда это произойдет, говорил он себе — слишком черный юмор, чтобы этой шуткой можно было с кем-то поделиться.

Чарльз не боялся смерти в ее истинном, глубочайшем смысле. Он не верил в небеса с облаками и арфами из детских сказок, но всегда знал, что человек — это нечто большее, чем просто плоть. Бог наделил его способностью чувствовать души, понимать их, и поэтому он был так же уверен в вечной жизни, как и в том, что солнце встает на востоке.

Но возможность не вернуться к Джин, оставить Эрика потерянным и одиноким снова в его и так слишком суровой жизни…

Когда ему говорили, как найти укрытие, Чарльз слушал очень внимательно.

Но его любимой частью базового обучения был, несомненно, медицинский курс. Чарльза давно привлекала перспектива получить научную степень, в частности, по генетике. Эта академическая дисциплина еще в семинарии увлекла его, и церковь поддержала бы его дальнейшее обучение. Но, в конечном счете, его желание делать что-то реальное победило, и он стал священником. Реальность заботила Чарльза больше, чем теория. Но здесь реальность и теория шли рука об руку. Все то, что он знал о человеческом теле, использовалось тут на практике — чтобы остановить кровотечение, диагностировать болезнь или наложить шину на сломанную конечность. Это интриговало его так же глубоко, как и любая другая академическая дисциплина, если не больше.

Самое худшее в базовом обучении — разлуку с Эриком и Джин — все еще было трудно выносить, но он все время был так занят и измучен, что ужасная тоска по дому настигала его только ночью, когда он закрывал глаза и представлял их близко, еще ближе, прямо в своих объятиях.

«Спасибо тебе, — молился Чарльз. — Спасибо за то, что создал их. Что позволил мне быть частью их жизни. Спасибо за каждый момент, который я провел с теми, кого люблю«.

И он чувствовал утешение в эти несколько минут, прежде чем сон одолевал его.

В целом, он отлично справлялся, даже в тот день, когда сержант сообщил, что он получил их распределения. Все они, все до единого медика на этом курсе, включая самого Чарльза, отправятся прямиком во Вьетнам.

Некоторые призывники бормотали проклятия или вскрикивали, но Чарльз оставался предельно внимательным. Он понимал дисциплину.

***

— Посмотрите на него, — все повторял Эрик. — Нет, вы только посмотрите на него.

Чарльз смеялся. На какой-то момент все страхи по поводу будущего были полностью вытеснены радостью их воссоединения.

— Я все еще не могу привыкнуть к этому, — он провел рукой по своей коротко выбритой голове. — Но у меня есть подозрение, что нам лучше постараться привыкнуть. Видишь, какие они тонкие вот тут, сзади. Надеюсь, ты научишься любить меня лысым.

— Уже научился, — Эрик крепко поцеловал его.