Последний день перед отъездом был самым худшим. Маска веселого отрицания рухнула, и лицо Рейвен внезапно стало выглядеть на десять лет старше. Эрик был на взводе, метался по дому, бурчал и раздражался на все подряд. Оба, казалось, были уверены, что Джин заболела, но Чарльз знал, какой восприимчивой была его дочь. Какой чувствительной. Она постоянно плакала и была вялой не потому, что заболела, а потому, что чувствовала горе, которое ее окружало.
Он просто взял Джин на руки и не выпускал практически весь день. Пройдет очень много времени, прежде чем он снова сможет сделать это. Чарльз часами пытался запомнить все о ней, каждую мелочь — изгиб ее ушей, округлость щек, даже запах ее кожи.
Его служба во Вьетнаме продлится год. Треть жизни Джин. Когда он вернется домой, она уже изменится, и этой Джин, этой маленькой девочки в его объятиях, больше не будет.
Но все меняются. Джин в любом случае вырастет за этот год — неважно, будет он тут, чтобы увидеть это, или нет.
И все же Чарльз хотел бы видеть.
Джин боролась со сном еще час после того времени, в которое обычно засыпала, но, в конце концов, сдалась. Рейвен, которая должна была отвезти Чарльза на вокзал на рассвете, уже спала. Так что они с Эриком шли по холлу особняка только вдвоем. Когда они уже были на верхних ступенях лестницы, Эрик повернул в сторону спальни, но Чарльз поймал его руку.
— Выйдешь со мной в сад?
— … хорошо.
Чарльз улыбнулся.
— И ни одного вопроса о том, почему я хочу выйти наружу, когда там темно и холодно? Ты мне потакаешь.
— Только в этот раз.
— Я думаю, не только, — сказал Чарльз, когда они спустились вниз. — Эрик… ты очень злишься на меня?
— Злюсь? — Эрик выглядел таким уязвленным, что Чарльзу моментально стало стыдно за то, что он вообще решил озвучить свои мысли. — Чарльз, нет.
— Ты в ярости. Она разъедает тебя. Я чувствую.
— Ты и твоя интуиция… — вздохнул Эрик. — Я злюсь не на тебя. А на армию. Войну. Мысль о том, что могу потерять тебя.
«Ты не потеряешь меня», — хотел сказать Чарльз, но не сказал. Ни один из них не верил в банальности. Вместо этого он признался в том, что беспокоило его с тех пор, как он узнал о своем призывном статусе.
— Я думаю, ты злишься потому, что я отказался уехать в Канаду. Отказался уклоняться от призыва.
— Я бы хотел этого. Если ты передумал… еще не поздно.
— Ты знаешь, что я не передумал.
Эрик выдохнул, скорее смирившийся, чем разочарованный.
— Да, я знаю. Как и всегда знал о твоем сильном чувстве ответственности. Если бы не оно, мы бы никогда не встретились. Я могу быть не согласен с тобой в том, где проходят границы этой ответственности… но ты — это ты.
— Это говорит о том, что ты знал, во что ввязываешься.
— С тобой. Не с этой войной, — Эрик сделал паузу, и в этот момент Чарльз мог почувствовать вес того страха и надежды, которые давили на него. Но Эрик колебался всего мгновение, прежде чем надеть пальто и вручить Чарльзу шляпу.
Они вышли наружу. Было холодно, но, по крайней мере, ясно. Чарльз поднял взгляд на звезды. Он скучал по ним, когда жил на Манхэттене. Сейчас они были более тусклыми, чем когда они с Рейвен были детьми. Сколько лет еще пройдет, прежде чем постоянно расширяющиеся огни города полностью поглотят эти созвездия?
— Это твоя церковь, не так ли? — спросил Эрик. — Твой личный храм.
— Да, — конечно, Эрик с самого начала понял все по поводу сада.
— Ну и зачем ты привел с собой атеиста, чтобы поговорить с Богом? — Эрик мгновение колебался. — Если ты хочешь, чтобы я помолился с тобой, я сделаю это.
Чарльз был шокирован… и немного обнадежен.
— Ты сделаешь это?
— Я не разделяю твою веру, но, тем не менее, люблю ее, потому что она — часть тебя. И прямо сейчас я готов умолять кого или что угодно, чтобы ты вернулся домой целым и невредимым.
— Это не то, о чем я хотел помолиться сегодня. Я стараюсь не просить Бога о чем-то — то есть, я делаю это, конечно. Я всего лишь человек. Но в основном я восхваляю Его и славу Его деяний. Багодарю за все то хорошее, что есть в моей жизни, — мягко улыбаясь, Чарльз добавил. — Ты — один из тех, за кого я благодарю Бога.
Эрик прижал руку Чарльза к губам и поцеловал костяшки его пальцев.
— Вряд ли я — ответ на чьи-то молитвы.
— Ты даже не представляешь, — сказал Чарльз. Морозный воздух клубился между ними, и несколько мгновений он мог только смотреть на Эрика. Лунный свет окрашивал его лицо в цвета серебра и снега, делая его почти суровым, чем-то высеченным из камня, или, может быть, отлитым из металла. Столько людей видели это лицо, сталкивались с тяжелым темпераментом Эрика и думали, что он холодный и отталкивающий человек. Но они никогда не видели настоящего Эрика, ту нежную тоску, которую могли излучать его глаза.
— Пообещай мне, что вернешься домой, — мягко сказал Эрик.
— Эрик… ты же знаешь, я не могу…
— Это неопределенность, никто не знает будущего, да, я знаю все это, но все равно пообещай. Возвращайся домой, ко мне.
К черту суеверия. Если это то, что нужно Эрику, то он даст это ему.
— Я обещаю.
_______________________
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное