Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

отражать которую он был призван. Каждое свойство реалистического воспроизведения мира

художественным вымыслом содержит зародыш саморазрушения всей его системы. В том одно из

проявлений общего закона земного бытия: в самой жизни заложено начало уничтожения этой жизни —

смерть.

Реализм в начале своего развития одолевал эстетический схематизм предшествующих ему

направлений, отринув несвободу, ограничивающую сам предмет эстетического отображения: реализм

установил принцип безграничности художественного выбора темы, отбора материала для эстетического

осмысления.

Разумеется, речь идёт лишь о потенциальных возможностях реалистического типа творчества.

Некая система запретов и ограничений в искусстве существовала всегда, но они имели свойства прежде

этические, нежели эстетические. Однако сам принцип утаит в себе серьёзную опасность для творчества,

допустимость его деградации. Запрет на иные темы, существующий в искусстве, может быть легко

преодолён, если абсолютизировать момент эстетический. Любому художнику оказывается открытым путь

ко вседозволенности эстетического воображения, сдерживать которое может лишь нравственное, а ещё

вернее — религиозное чувство. Иначе эманации любого бездуховного состояния смогут оказаться

запечатлёнными в совершенном по воплощению произведении. Красота начинает откровенно служить

дьяволу. Так намечается выход и за пределы реалистической системы: в эстетизацию безобразного, в

любование пороком.

Это мы видим при установлении эстетических идеалов "серебряного века", весьма превозносимого

как именно расцвет искусства. В том и проблема, что воспринимаемое как антиискусство с одной точки

зрения, по одним критериям, может утверждаться как несомненный взлёт по критериям иным и с точки

зрения противоположной.

Какие это критерии и точки зрения? Что противополагается? Религиозный и безрелигиозный взгляд

на мир вообще и на искусство в частности. С позиции религиозной несомненен двойственный характер

красоты (будем повторять и повторять), заложенная в ней возможность служить Богу и дьяволу. Для

безбожного созерцателя красота абсолютизирована, превращена в цель и смысл сама в себе — и тем как бы

снимается возможность служения злу посредством эстетических образов. Красота абсолютно

отождествляется со светом, и любая эстетическая сущность априорно выводится за пределы самой

возможности критического к себе отношения.

Внерелигиозное искусство начинает по собственному произволу соединять две особенности, две

условности реалистического метода — это допускаемое в известных пределах натуралистическое

правдоподобие и создание измышленной реальности, фантастически неправдоподобной. В наиболее

отталкивающем облике это проявится в постмодернизме, хотя заметно ощущается уже у Фёдора Сологуба,

одного из классиков "серебряного века".

Иной выход за пределы традиционной реалистической системы был обусловлен изначальным

чрезмерным вниманием многих писателей к социальной стороне жизни, особенно писателей

революционно-демократической ориентации, и позднее на этом уровне реализм выродился в соцреализм,

ибо само революционное стремление обрекало многих на тяготение хотя бы к начаткам марксистской

идеологии: ведь марксизм (повторим общеизвестное) абсолютизировал социальный момент, выводя всё

развитие истории из классовой борьбы.

В декадансе и соцреализме порочно проявил себя всё тот же принцип, должный в идеале выразить

свободу художника: принцип волевого отбора жизненного материала для эстетического преобразования в

создании искусства. Этот принцип позволяет художнику весьма произвольно искажать реальность,

навязывая окружающим собственный однобокий взгляд на мир. Можно отбирать одни лишь идеальные

проявления бытия, даже исключения превращая в правило, но можно же находить в жизни и отображать в

своих творениях лишь мрачные стороны действительности, непоправимо заражая слишком восприимчивых

читателей безнадежным пессимизмом. Объективный взгляд на мир вряд ли возможен в искусстве

секулярном. Художник всегда субъективен. Как найти верную меру соотношения доброго и дурного в

мире? Практически невозможно: у каждого своя мера.

Это придаёт жизненность и полнокровность самому искусству, обогащает эстетическое постижение

действительности: иначе все произведения, все образы оказались бы удручающе однообразными,

изготовленными на одну колодку. Искусство необходимо субъективно по природе своей.

Но ведь в своих взглядах и выводах художник может опираться на совершенно ложные основания,

на извращённые критерии, субъективно полагая их истинными. И реалистическое познание жизни

становится недостоверным в силу этой изначальной субъективности восприятия. И по сути, художник

становится несвободным, ибо превращается в раба своего восприятия мира.