Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

Поэтому так двойственно противоречив сам жизненный путь главного персонажа. Собственно, на

этом пути Юрий Живаго совершает ряд измен себе, своему назначению, впадая под конец в пассивное

уныние. И это усиливает то трагическое звучание его судьбы, которое особенно оттенено гениальными

стихами доктора, подаренными автором своему герою. Подаренными — и поэтому по этим стихам мы

должны судить прежде о Юрии Живаго как о личности, и только во вторую очередь о его авторе. (Точно

так же, как строки "Куда, куда вы удалились..." дают представление о характере Ленского, но не самого

Пушкина. О Пушкине же судим по его отношению к Ленскому и его стихам.) Такова условность

литературы.

В стихах Живаго завершается осмысление центральной проблемы романа — проблемы бессмертия.

Она разрабатывается в общем единстве стихотворного цикла как тема музыкальная, переходящая в

звучании от одной вариации к другой — то мощно, то тихо; то печально, то радостно; то в сомнении, то

всепобеждающе. Здесь окончательно утверждается и мысль, заключённая в фамилии главного героя:

Живаго, живой, живящий, бессмертный... "Смерти не будет" — убеждённость, выраженная в этом

первоначально предполагаемом названии, пронизывает весь цикл.

Стихотворения Юрия Живаго — высокая поэзия. В них бессмертие этого человека...

Бессмертие ли?

Ведь всё это "бессмертие", если вникнуть непредвзято, есть лишь пустое вожделение болезненного

тщеславия — не более. Следствие недостаточной веры, если не полного её отсутствия.

Подлинное бессмертие может быть обретено только во Христе. Юрий Живаго как будто к тому

устремлён: он строит цикл своих стихов с постоянной опорой на церковный годичный круг. Опора,

композиционный каркас всего цикла — стихотворения, обращенные к евангельским событиям от

Рождества к Воскресению Христову. Жизнь человека, с её сомнениями и обретениями, с её бытовыми

заботами, с её бытием во временах года, в природе, совершается прежде всего в сопряжениях с жизнью

Христа.

Жизнь уподобляется свече, горящей в ночи, свече, образ которой, по утверждению исследователей-

комментаторов творчества Пастернака, внушён словами Спасителя: "Вы свет мира. Не может укрыться

город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит

всем в доме. Тоже да будет свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли

Отца вашего Небесного" (Мф. 5,14—16). Эту свечу разглядел когда-то юный Живаго в окне комнаты, где

находилась тогда ещё не известная ему Лара и где много спустя она будет прощаться с ним, уже ушедшим

из жизни и уже бессмертным.

Эта свеча зародила в нём творческое горение. Та неугасимая свеча — символ бессмертия.

Но свеча не может не догореть, жизнь не может не погаснуть...

Смерть преодолевается Воскресением. Этим завершается весь цикл стихотворений:

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.

В этих строках — саморазоблачение их автора.

Саморазоблачение двух авторов: и условного, и подлинного.

Так может мыслить только самоупоённый эгоцентрик. Юрий Живаго переносит на себя мысль о

воскресении собственном, а затем своё восприятие этой мысли передаёт Христу, от имени Которого и

произносятся эти слова.

Но что есть это воскресение? Воскресение не Христа, а Живаго, недаром у него и фамилия

говорящая. А ведь он был склонен понимать бессмертие не как воскресение во плоти (преображённой или

нет — о том и речи не шло), но в памяти.

В памяти горит свеча. И слышатся дивной красоты стихи, завершающие роман: перед памятью

воскресшего в ней совершают своё завораживающее движение столетия, плывущие по реке времён.

Пастернак решил раз и навсегда упразднить мучительную для человека проблему времени: "Время

существует для человека, а не человек для времени". Цветаева, эту мысль у Пастернака выделившая,

согласилась с ним вполне. Но здесь всё тот же антропоцентризм. Время, конечно, дано человеку как знак

падшести его. Без этого уточнения человека можно помыслить как властелина времени. И "отменив" по-

своему время, утвердить в той отмене, в памяти, собственное воскресение. Так у Пастернака.

Но Воскресения Христова в том нет. И Христа нет.

Есть гуманизм в очень привлекательном душевном обличье. Обычный гуманизм в обычной

интеллигентской интерпретации.

Сложная и опосредованная (через цитирование слов Христа в Гефсиманском саду) попытка

перенесения на себя внутреннего состояния накануне Голгофы совершена поэтом в "Гамлете", в

стихотворении, которое недаром открывает поэтический цикл Юрия Живаго. Ощущая и осмысляя

окружающее его зло, в котором лежит мир, лирический герой стихотворения эгоцентрически сознаёт себя

предельно одиноким, внеположным миру и злу. Состояние обезбоженное.

Во всех стихотворениях с евангельской темою постоянно просвечивает одно: "равенство Бога и