Поскольку узники так называемых «психиатрических стационаров» лишены в них свободы и всегда были лишены свободы, мне казалось очевидным, что психиатрия является отраслью аппарата государственного принуждения. Существующие оправдания монополии психиатров на законное применение медицинского принуждения носят психиатрический, терапевтический и криминологический характер: это душевная болезнь, отсутствие у пациента понимания наличия у него заболевания и потребности в лечении такового, а также потребность пациента и общества в защите от опасности, вызванной душевной болезнью. Это не значит, что я не понимаю, что
Каждый знает, что государство имеет власть заставлять людей делать то, что они не хотят делать, и силой не позволять им делать то, что они хотят. Джордж Вашингтон, первый среди равных основателей США, предупреждал: «Правительство — это не разум и не красноречие; это сила»619
. Против опасности, которую государство представляет собой как аппарат принуждения, мы имеем определенные меры защиты — Билль о правах и верховенство права.Но немногие знают, и еще меньше признают открыто, что современное государство обладает также совсем иным видом власти — властью принудительно диагностировать индивидов в статусе душевнобольных и лечить их заявленные душевные болезни против их воли, т.е. стигматизировать невиновных индивидов как безумных и лишать их свободы помещением в тюрьмы под названием «психиатрические стационары». Против опасности, которую государство представляет собой как аппарат «терапии», у нас не имеется формальной законной защиты. Разница между этими двумя видами угрозы свободе и ответственности можно проиллюстрировать следующим образом:
• Государство всеобщего благосостояния стремится
• Терапевтическое государство стремится
Как я утверждал в предисловии, принципы и практики деинституционализации, недобровольного амбулаторного лечения, права душевнобольного на лечение и обязанности психиатра защищать [от опасности] стерли границу между правовыми статусами добровольного и недобровольного, стационированного и свободного пациента, превратив всех психиатрических пациентов в людей, потенциально или действительно не несущих ответственности за свои поступки и, следовательно, подлежащих психиатрическому принуждению. А профессионалов сферы охраны психического здоровья они сделали ответственными за проступки пациентов и их благополучие, наделив их обязанностью принуждать пациентов при необходимости. Вот почему я считаю, что непринудительная психиатрия — оксюморон.
Нравственный порок и политическое зло легче увидеть, чем исправить. Омерзительность рабства была очевидна многим американцам до 1776 г., когда были учреждены США. Спустя столетие и кровавую войну упразднение рабства все еще было скорее фикцией, чем фактом.
В отличие от рабства, психиатрическое рабство многие американцы рассматривают как благо, а не зло. Скорее всего, дело будет обстоять таким образом до тех пор, пока большинство людей веруют в «научные» сказки психиатров с тем же почтением и отсутствием критического суждения, с которым они верили и часто продолжают верить в религиозные сказки священников. Когда-то американская религия, американский закон и американская медицина поддерживали систему рабства, т.е. союз между рабством и государством. Теперь они поддерживают психиатрическое рабство, т.е. союз между психиатрией и государством. Упразднение данной омерзительности — идея, время которой, определенно, пока не пришло.
Выражение благодарности
Я снова в глубоком долгу перед своей семьей, друзьями, коллегами и сторонниками, предоставившими обсуждение, критику, предложения и источники; за вычитывание и исправление рукописи и, последнее по порядку, но не по значению, — за рассмотрение моей позиции, которую часто считают ошибочной, если не хуже, как обоснованной и достойной поддержки.