Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Мне трудно понять, как человек, принимающий «либертарианскую теологию свободы» (термин Эдмунда Оптица), был бы готов на что-то меньшее73. Однако многие либертарианцы до сих пор поддерживают психиатрическое предприятие открыто или по умолчанию. Американский союз гражданских свобод, как я покажу далее, по сути представляет собой рупор Американской психиатрической ассоциации. Со своей стороны многие либертарианцы настаивают на важности свободных рынков, за исключением психиатрии, и неустанно повторяют мантру «люди должны быть свободны делать что им вздумается до тех пор, пока они ведут себя мирно», но не упоминают законов о психиатрии и тем более не требуют отмены таковых. Например, Чарлз Мюррей, стипендиат Брэдли в Американском институте предпринимательства и автор нескольких признанных работ в области либертарианства в общественной политике, утверждает: «Применительно к личному поведению либертарианская этика проста, но строга: “Не начинай насилия”»74. Однако в своей книге «Что значит быть либертарианцем» он не упоминает ни психиатрию, ни ее приверженность инициированию насилия75.

Психиатрия и проблема того, что считать инициированием насилия

Язык, используемый нами для описания человеческих отношений, редко бывает безоценочным. Либертарианский термин «инициировать насилие» предосудителен: он предполагает действие, которого мы должны избегать. Соответственно психиатрический термин «лечение» поощрителен: он предполагает действие, которое мы должны совершать. Суть проблемы в том, что действие, которое с точки зрения либертарианской — насильственное, с психиатрической точки зрения — терапевтическое. Попробуем рассмотреть эту проблему.

Словарные определения ключевых терминов предоставляют удобное начало, но не более того. Словарь Уэбстера определяет агрессию как «заметное, неспровоцированное, открытое враждебное нападение… нарушающее права», насилие — как «применение физической силы так, чтобы причинить вред или оскорбить», а инициировать — как «начать делать». Этот костяк нуждается в весьма значительном наполнении плотью — недостает ссылок на владение собой, владение телом и на согласие. Многие наиболее вопиющие акты насилия в современных государствах и между ними официально совершаются для того, чтобы «помочь» или «освободить» тех, кто подвергается насилию и, следовательно, не подходят под дефиницию «применение физической силы для того, чтобы причинить вред или оскорбить».

Начнем с простого примера. Молодая женщина изнуряет себя голодом. Ее родители обращаются за помощью к психиатру. Он диагностирует у женщины, которую впредь называет «пациентом», страдание от нервной анорексии, водворяет ее в стационар и подвергает принудительному кормлению. Женщина воспринимает эти действия как неоправданное насилие. Ее семья, психиатр, общество и закон рассматривают их как жизнеспасительное лечение.

Этот пример показывает решающую важность того, чтобы не упускать из виду наше инстинктивное ощущение, что наши тела — это наша собственность, они принадлежат нам. Вот почему существует фундаментальный принцип права, согласно которому любое неразрешенное вторжение и даже нежелаемое прикосновение к телу составляет уголовный проступок. Исключая чрезвычайные ситуации, — о которых подробнее поговорим попозже, — медицинское лечение без согласия на него представляет собой оскорбление действием вне зависимости от той медицинской выгоды, которую получил субъект. Запрет на посягательства в отношении тела сохраняется даже после смерти: у нас имеются далеко идущие права в решении вопроса о том, что делать с нашими мертвыми телами.

Из этого общего принципа неприкосновенности тела имеются два важных исключения, которые мы должны теперь рассмотреть. Первое — это связь между родителем и несовершеннолетним ребенком, второе — отношения между врачом и пациентом.

В силу биологической необходимости родители имеют определенные права на вторжение в отношении тел маленьких детей. Дети не дают согласия на свое зачатие и рождение. Сам процесс рождения — акт насилия по отношению к ребенку. В раннем младенчестве родители должны принять определенную степень контроля над телесными функциями ребенка. Этот контроль, однако, далеко не полон. Церковь и государство также заявляют свои права на долю контроля над ребенком. На протяжении истории религия и закон установили ограничения на власть родителя над ребенком, особенно в отношении жизни и секса, — практически все религиозные и правовые кодексы запрещают убийство ребенка родителем и использование им тела ребенка для сексуальных утех.

Медицина и насилие