Вербариум

Насчёт оригинала Фёдор Иванович соврал что-то такое вдохновенное, что я сразу же позабыла, что именно; зато выдал дюжину весьма качественных фото во всех требуемых ракурсах, аванс вдвое больше моей последней зарплаты за полгода, и вполне приличный срок. Целый сезон, пока он будет проедать очередной грант где-то в Трансильвании.

Не верю в находки артефактов в древнейших отложениях. Знаю, во что превращаются любые изделия за какие-то пару тысяч лет. Но я же получила только аванс и, естественно, не стала сразу же убеждать Фёдора-кормильца, что эта архаичная антропоморфная пластика высотой в тридцать пять сантиметров (интересно всё же, как он её протащил через три границы?) минимум на три порядка моложе, чем «отложения», если таковые были вообще. А то и на все четыре, учитывая её прекрасную сохранность. Хотя материал, насколько позволяют судить мои познания в минералогии, вроде прочный, нечто подобное использовалось для ритуальных сосудов Египта. Да, кстати, насчёт границ и таможен – это я зря. Потому он и притащил мне фото, что оригинал запрятан где-то там, где он собирается его выгодно продать; и ко мне обратился, – знает, подлец, что я буду молчать…

Не могу сказать, что «дубль-баба» – так я её прозвала с первого взгляда, – дышала особой древностью. Она просто не походила ни на что мне известное. И когда я просидела в Интернете битых десять вечеров, то уверилась, что подобное не известно не только мне.

Письмена, прекрасной сохранности, поначалу показались мне и совершенно незнакомыми, и симметричными на аверсе и реверсе «дубль-бабы». Поначалу это поставило меня в тупик. Результат тщательных исследований знаков, – а больше у меня ничего не было, кроме их графической оболочки, – был неутешительным: они не были похожи ни на какие другие, известные науке.

На этом этапе я с лёгким сердцем могла бы завершить работу, так как сделала всё, что от меня требовалось. В этом уравнении слишком много неизвестных: и знаки, и принцип письма, и, соответственно, сам язык, от которого можно было бы отталкиваться. Впрочем, эта загадочность сама по себе частично нечто проясняла, равно как то, что симметричность надписей тоже оказалась мнимой. А главное – передо мной лежали снимки едва ли не самой загадочной вещи из виденных мною за три десятилетия, а до возвращения Фёдора оставалось ещё два месяца, и ничто не мешало мне попробовать…

Итак, допустим, что ловкому господину Теодору, а затем и мне повезло невероятно, и это древний, никому не известный текст. Не принадлежащий культуре с уже изученной письменностью. Сами знаки были похожи не на пиктограммы, а на абстрактные символы. Сорок два знака. Это могли быть и слоги, и буквы. И что-то знакомое увидела я в их начертании…

Несколько дней и даже ночей нечто скользило по лабиринту памяти. Но потом я поняла – эти знаки были похожи на упрощённые пиктограммы Древнего Египта и Шумера. Но упрощённые совсем не в той манере, которая была до сих пор известна.

Некоторые знаки вообще не имели соответствия.

Странно, что это – смесь египетских и шумерских символов. Обычно заимствуется какая-то одна письменность. Потом я заметила, наконец, – и обругала себя за тупоумие, – что похожи и на шумерскую, и на египетскую пиктограммы одни и те же знаки. А учёный мир давно решил, что конкретно эти пиктограммы и в шумерском, и в египетском варианте обозначали схожие звуки.

Дело сдвинулось с мёртвой точки, можно радоваться! Но мне всё ещё казалось, что это больше похоже на совпадение. И вот, когда я обнаружила схожесть крито-микенских знаков, обозначающих уже «прочтённые» звуки, с соответствующими шумерскими и египетскими, то почувствовала: это меньше похоже на случайность.

Окончательно в существующей закономерности убедило то, что среди критских иероглифов нашлись соответствия тем знакам на «дубль-бабе», которые до сих пор оставались неопределёнными. Это были гласные.

Следующий месяц пролетел, как одни сутки. Сон, компьютер, какая-то еда и какие-то досадные мелочи вроде ЖЭКа и выборов, компьютер и чуть-чуть сон…

Трудно описать моё воодушевление, когда я получила первые корни. И через три недели дешифровки я получила не только примерно разделённый на слова текст, но и более или менее внятный перевод.

3

Женщина первой подошла к зеркалу, исполненная тревожного предчувствия, и заглянула в овальное окно. Мужчина со странно уплощённым лицом, будто стянутым невидимой повязкой, смотрел на неё со странным выражением – будто чего-то подобного ждал, но с тоской и болью. А за спиной у него угадывалась как-то совсем не так обставленная комната со светящимся окном, а чуть сбоку, в простенке, висело изображение незнакомого мрачного города. Большая надпись виднелась лишь частично, женщина-лингвист смогла прочесть только четыре буквы незнакомых начертаний: «…грак».