Вербариум

Кардинал: Прости меня, но у меня ведь не было другого выбора. Ты же нигде не бываешь, кроме этого центра и ваших сходок.

Серёжа: А зачем ты поймал девчонок?

Кардинал: Без наблюдателя нам не справиться. А шоколадка пойдёт с тобой, куда ты, туда и она, поверь старому ловеласу.

Серёжа: Ну, тем более, зачем было её-то по голове бить?

Кардинал: Серёжа, ну что за детский лепет. Если человек тебе небезразличен, друг там или что ещё, и вы не раз находились в контакте – ты же можешь установить контакт издалека?

Серёжа: Конечно.

Кардинал: И что, твоя шоколадка сидела бы и ждала, пока Сыромятников тебя разыщет? Она бы привела его сюда, как та овчарка.

(Ох, Анита. Может, гусь и прав, не знаю, но уж в любом случае не так бы мне об этом узнавать. Прости.)

Серёжа: А вторую?

Кардинал: Вторая меня видела. Ничего, я подержу её в бессознанке, пока вы не уедете отсюда, уеду сам, она потом потихоньку проснётся. Давай поговорим о деле.

Серёжа: Давай.

Кардинал: Ты не сможешь избегать Сыромятникова. Тебе придётся передать ему наш разговор… И притвориться, что ты не согласен со мной.

Серёжа: А смысл?

Он что-то писал дальше, а я со всё тем же идиотски восторженным видом таращился в экран, и изо всех сил не волновался, не ухмылялся, серьёзно-пресерьёзно, даже напугано размышлял о том, как опасно будет шпионить за самим Сыромятниковым. Я был очень-очень искренен. Очень-очень напуган. И ну совершенно не злорадствовал. Потому что тукан таки осмелел и начал меня брать.

Когда в тебя лезет доминатор и ты знаешь, что он в тебя лезет, это похоже на стекло. Как будто часть всего немножко сдвигается, ну на миг делается стеклянным и смещается чуть-чуть. Рахим говорил, что для него это похоже на фотошоп. Ну, у всех по-разному. Я, в общем, на это и надеялся, болтая с кардиналом – раз Андрей говорил, что эти ребята любят власть, что им нравится сам процесс… Надеялся, что он не устоит перед искушением меня взять. Он и не устоял.

Я осторожно, очень-очень нежно пропустил стекловидную дрожь в зрение, в глазные мышцы. В рот. В слух. Он толкнулся выше (так слабенько!), я сделал вид, что я глухая ватная подушка, нет-нет, что вы, никакого сопротивления, просто мальчик глупенький, однозадачненький, читает, занят… Кажется, достаточно. Вот… теперь – точно достаточно.

Нам надо видеть или слышать, чтобы задоминировать, – потому что нам надо почувствовать. Как он там, как дышит, как моргает, как вообще. А если кто сам залез ко мне внутрь – зачем мне его глазами-то видеть? Вот он, голубок.

Опля, всё перевернулось несколько раз кувырком, полетели искры смятого в гармошку сопротивления. Сидеть! Не ёрзать. Руки перед собой, рот закрой, осмотрись.

Что у тебя в руке? Палец пытается дёрнуться. Ну нет. Пока сидим неподвижно.

Вот монитор со скайпом, вот монитор с потоками камер. Две моих, вот он я, плашмя на полу. Две – Анита, сидит в позе лотоса с закрытыми глазами. Две – Динка, лежит у стены на боку.

В руке у нас зажат дверной звонок. От него идёт под стол четыре проводка. Тукан напрягает пальцы, пытаясь разжать надавленный звонок. Ах ты ж. Взрывчатка?

Она. Держим крепко. На столе бумаги… распечатки каких-то речей, чуть что Сыромятников… Каких-нибудь бы мне документов, лучше с адресами… А, отлично, над монитором на кривом гвоздочке висит за бирюльку смартфон. Отметили, оглядываемся. Стол, заваленный окурками, в углу какие-то чемоданы, тут же ящик упаковок растворимой картошки, чайник. Таки, по всему, одиночка. Очень хорошо.

Руку не разжимать! Одной правой набираю номер Марины Ростиславовны.

– Это Димчев. Срочно вызывайте Андрея! Я держу террориста по этому телефону, пусть определят номер и место. Девчонки у него же, не уверен что рядом. У него в руке кнопка мёртвого человека, продержу сколько смогу. Трубку не кладу.

В трубке рявкает Андрей.

– Скажи ещё раз! Словами скажи. Я не могу к тебе пробиться!