Вербера. Ветер Перемен

Рравеш переворачивается, и теперь нашу позу даже двусмысленной никак не назовёшь, она очень даже однозначная, особенно с учётом того, что я ощущаю желание паладина в полной мере. И от одного этого у меня уже кружится голова. А он ещё и добавляет:

– Просто девушка, которая сводит меня с ума, – выдыхает, а под его взглядом я забываю, как дышать.

– Ей ты не так сказал, – кажется, теперь и я скатилась уже от массажа непонятно к чему – мои руки самостоятельно скользят по груди Рравеша и совершенно бесстыже по животу, к ремню…

– Считаешь, нужно раскрывать душу перед каждым встречным, выдавая все свои слабости?

Горячие ладони паладина скользят наоборот вверх, но тоже к краю штанов. Моих.

– Я – слабость? – переспрашиваю. Хотя слова, кажется, уже не очень-то и нужны. Глаза, руки, всё тело говорят намного больше. Да, я его слабость. И, надеюсь, всё же не его погибель.

– Слабость, – покладисто говорит паладин. И я вздрагиваю, когда его пальцы касаются кожи под рубашкой.

– Влюбился? – насмешливо изгибаю бровь. Не может он согласиться, даже если и в самом деле…

– Влюбился, – вопреки моим прогнозам соглашается Рравеш, ещё более покладисто и серьёзно. – Плохо, что у тебя не хватает ума держаться от некроманта как можно дальше, Ирби.

– Подальше… – повторяю я. – Это на всю длину поводка, который некромант может в любой момент дёрнуть?

– Хотя бы так.

Я делаю попытку встать, но он удерживает. А потом рывком переворачивается, подминая меня под себя. Кажется, рубашка трещит, и белобрысая горничная скребётся под дверью, но это всё неважно в сравнении с его губами и руками, и этим вот серьёзным и пронзительным "влюбился", от которого моё глупое сердце плачет и поёт.

– Ирби.

Рравеш зовёт меня, когда я уже на грани сна.

– Ммм? – говорить не хочется, да почти и невозможно. Довольное, усталое тело хочет только спать. И спать именно так, уткнувшись в его плечо, а о всех проблемах можно подумать завтра, ведь утро вечера мудренее… как говорят.

– Обещай мне.

– Что? – я всё-таки делаю над собой усилие и произношу внятное слово.

– Не делать глупостей. Если Беран нашёл способ избавить тебя от поводка, ты им воспользуешься. Обещай.

Я хочу притвориться спящей, но Рравеш отчего-то непреклонен, теребит, ждёт ответа.

– Да, – говорю я, чтобы не спорить. Да и что значит простое согласие в сравнении с уже данной магической клятвой…

Глава 22

Утром комнату паладина-некроманта почтил своим визитом настоящий Беран. Да не один!

Я открыла глаза, как только отворилась собственноручно мною запертая вчера изнутри дверь, это я помнила даже во сне, и настороженно замерла. Вслед за хозяином дома, отчётливо скривившимся при виде меня в одной постели с некромантом, вошла высокая, стройная женщина. Я зацепилась взглядом сначала за иссиня-чёрные, вьющиеся волосы, а затем за очень светлые, практически бесцветные глаза. Её Императорское Величество Киррея. Возможно, надо было как-то поприветствовать венценосную особу, но я растерялась – выскакивать голышом из-под одеяла как-то неловко, а лёжа реверанс не изобразишь…

– Рравеш, – мелодично тем временем то ли позвала, то ли просто констатировала факт гостья. Усмехнулась: – Кажется, я пропустила какой-то модный тренд – теперь у каждой девушки должен быть свой Рравеш?

Каюсь, сначала я подумала, что императрица того. Спятила. А может, всегда была такой, недаром шептались люди про её потусторонний взгляд… потом неожиданно поняла – она уже встречалась с королевой Иррийной и её “Рравешем”. Интересно, что они ей рассказали?

– Ваше Величество, – настоящий – мой? – Рравеш сел в постели, и умудрился-таки изобразить поклон сидя.

Киррея молча отвернулась, Беран, помедлив, последовал её примеру, и мы с паладином спешно оделись. И хотя я ни капельки не жалела, что пришла к Кристиану, и готова была, если надо, на главной площади об этом кричать, всё равно чувствовала неловкость. В истинном облике тело слушалось куда хуже, и щёки, несмотря на весь мой внутренний протест, пылали очень сильно. А сменить облик я не решилась, вдруг это оскорбление императорской особы?

Паладин справился с одеждой быстрее, и даже успел помочь мне застегнуть пару пуговиц на рубашке, и нежно провести рукой по щеке, ещё больше смущая.

– Смею надеяться, что это не тренд, а досадное недоразумение, которое скоро разрешится, – сказал он, когда, наконец, с одеванием было покончено, и вот никаких сомнений не могло возникнуть – разрешится недоразумение смертью того метаморфа.

Императрица повернулась, скользнула внимательным взглядом по паладину – мне померещилось, что глаза её стали серебряными с синими и золотистыми искрами, и выдала:

– Тот был тухлый и тёмный. А ты горишь, Кристиан. Очень красиво горишь. И очень страшно. И ты, – внимательный взгляд на меня, и теперь я уже точно вижу, что глаза стали серебристо-синими, с золотыми искрами внутри, – ты тоже горишь. Но он сильнее.

Она замолкает, пытливо меня разглядывая, я почти физически чувствую взгляд – кажется “видеть насквозь” в случае с императрицей отнюдь не метафора.