— Ну, нас туто-ва больно много, — успокоительно вставил Сеслав, и, поднявшись на ноги, оглядел заросли куги. — И Лобасту нам неможно боятьси… Пущай эвонто она нас боитьси, а то мы её ураз скрутим и спросим отчавось вона Велеса предать решила…, — воин на чуток смолк, и, смахнув с рыжих волосьев бороды хлебны крошки, добавил, — а вот ехать нам похож пора… Стёжка наша больна дальняя… Так осе вы дохлёбывайте по-скорому и айда по коням… Борюша, а ты коль поил, пойдем умыватьси, да кубыню захвати водички у дороженьку наберём. Малец послушно вскочил на ноги, вуспев прихватить кубыню, шо лежала сторонь котомки, и двинул свову поступь следом за воином. Они неторопливо подошли к реченьке и присев на корточки подле краюшка бережины, с удовольствием стали умыватьси прохладной, отдающей тиной, водицей. Засим Борилка помыл ложку, набрал у кубыню воды и повернув голову налево осмотрел заросли рогозы, напрягаючи зрение, и вжелая разглядеть того ктось полыхал очами, но ни в кугах, ни на самой поверхности ярых вод речки никогось не було видно… обаче як и слышно. Ускорости странники пожамкав, затушили костры, и, усевшись на своих коней, покинули речку Ковыльку, потрусив по ездовой полосе, которая днесь пролёгала скрезь пожню, поросшу низкорослыми травами уперемежку с ковылем распустившим серебристы кудерьки. Сама же дорога у эвонтом краю, была похожа на нешироку тропку, по оной уже редко кто хаживал, а ищё реже трюхал. Ковыль у ентих местах был густым, и, несмотря на то, шо вжесь зачилси второй летний месяц липень, у та злакова трава цвела вовсю.
Его плоские стебельки от ветру, посылаемому развесёлым Догодой, наклонялись. Тонки кудреваты волоски колыхались и кажись махали на прощание путникам вжелая доброго пути… а може то желал доброго пути сам Бог Догода, али сёрдитый дедко Луговой, кто ж знаеть… Эвонтов прекрасный край, насыщенный поразительным трепещущем ковылем, был наполнен не мнее чудным ароматом у коем перьмешивалси сладчайший запах мёда и сухих трав, не умерших, а лишь заснувших, сберёгших свову неповториму пахучесть. Без сумнения сохранилась в ентой пожне зачурованность леса шишуг и луговины отяп, оттогось и ковыль не утратил свой цвет. Отрывающиеся же от колоска семена, подлетая ввысь на своих, ровно паутинках, перистых волосках на сиг зависали над колышущемся полем, а засим унезапно стремительно взмывали ащё вышее, и, направляяся удаль покидали родню, продолжаючи извечный ход жизти. Ковыльна пожня супровождала путников до вечёру, а посем резко закончившись, перьшла у поросшу зелёными травами елань. И як токмо ковыль иссяк ездова полоса, по которой ехали путники, подвела их к перекрёстку двух дорог. Одна из стёжек, была ездовитая и хранила на своей пыльной поверхности множество следов, не токась оставленных копытами лошадей, но и колёсами сноповозок, вона вела управо, а друга, мнее торная, шибко вертала улево. Странники, помня наказ дедушки Лугового, выбрав праву дорогу, направились по ней, одначе она вмале свернула во зелёны дубравы, иде росли низки деревца лоха с серебристыми, словно покрытыми волосками листьями, прикрывающими масеньки душисты, жёлтоватые изнутри, и сероватенькие снаружи цветки. А направленные уперёдь востры колючки, усыпающие веточки, защищали столь драгоценны у будущем плоды. Под лохом пряталися, с короткими ветоньками кустарнички, со зелёного цвета листвой. Лес был дюже редким и лох, маненько опосля, сменилси кустистыми деревами боярки, сплошь унизанными зелёными ягодами, твердыми и горькими на вкус, да кустами черемухи. У энтом гае ноли не було видать высоких деревов, лишь идей-то у глубине леса инолды мелькало молодо деревцо осокори с серебристо-зелёными листами. Внегда красно солнышко ужотко клонилось на покой, путники решили устраиватьси на ночлег, потомуй как за усё то времечко, шо проехали от речки Ковыльки, да по евонтой зелёной рощице ни узрели, ни одного родничка аль речушечки. Токась нонче путники не втак взморились от жаркого летнего солнца, оно аки белы, пухлы на вроде подух, воблака, пригнанные без сумления Догодой, весь денёк вукрывали Асура Ра, абы он не больно пёк людей. Поев оставшиеся припасы, уместились на покой, а с утра токмо златы волы Ра казали свои могучи головы на грани неба и оземи продолжили стёжку, оно як у кубынях водицы оставалось немножечко. До полудня местность не менялась и была уся та ж… лох, боярка, черёмуха да идей-то удали деревца осокори. Но с полудня усё чаще стал появлятьси осокорь и то были не млады дерева, а высоки и со густой кроной крепыши, взрослые и умудрённые прожитыми годами.