— Это листок колюк-травы, ащё её кличуть ревяка или кликун. Та трава заветная, коли её листьми окурить меч, то не будет этот меч знать промаха. Нонешним утром, ранёхонько на зорюшке, зайди в лесок, что прячется позади вашего стана, положи на ладонь этот листочек и замри… затихни… прислушайся… А как отзовётся на зов листка та колюк-трава и вроде крикнет: «Ук! Ук!» скорей беги к тому месту.
Поэтому листку и узнаешь ты ревяку. Колюка-трава, как тебя увидит, так тут же затаится, а ты возьми меч в руки, да очерти вкруг неё на сажень коло да так, чтобы ревяка равнёхонько в центре была. А после встань напротив неё и жди, как толька колюка тебе поклонится, немедля начинай её выкапывать руками. Копай и будь сторожен, не повреди её, ибо тогды потеряет она свою чудную силу. Как токмо достанешь колюку из землице, брось побыстрей в костерок, а засим сверху возложи и меч свой, — Кострубонька замолчал. А кады Крас благодарно кивнув духу, бережно принял листочек сказочной колюк-травы, добавил, — славный ты вьюноша… славный, сильный и смелый… Ведаю я мы с тобой скоро встретимся…. а потому помни… меч зачурованный, которым будет владеть человек, защитит его в любой битве… не важно с людьми, духами или Асурами. Обладая такой силой, береги отрока Борюшу, защищай его до последнего своего вздоха, до последнего взмаха руки… потому как несёт в себе Борила победу над злом, пред которым склонятся жители Бел Света, заплачет, зарыдает сама Мать-Сыра-Земля. Крас тяжелёхонько задышал, точно услыхал дюже неможное для его душоньки, и, бросив расстроенный взор на мальца, кивнул духу и торжественным гласом пробалабонил:
— Клянусь тобе старшина духов— Кострубонька, воинства Бога Ярилы, шо буду вухранять и беречь жизнь отрока Борилы, от нонешний ноченьки до последнего моего вздоха, до последнего взмаха моей руки! Я-Крас, сын Былята, внук Милена, правнук Бранко!.. — и закончив калякать, протяжно выдохнул. А Борилка увидал аки из приоткрытого рта парня вырвалси уперёд прозрачно-голубоватый пузырь, такой который частенечко узришь на поверхности водицы. Вон вылетел изо рта вьюноши и абие распалси на множество голубых искорок, каковые еле заметно кружась вустремились у тёмну, ночну даль.
— Помни свою клятву! — тихонько вторил полёту тех искорок дух. И малец, задравший головёшку, наблюдая за витающими голубоватыми искорками, вмале опустивши её, взглянул на духа. А Кострубонька нежданно, прямо на глазах, стал вуменьшатьси у росте, да и ширшине… сице словно таял снежный ком под весенним, тёплым, красным солнышком. Прошло, кажись мгновение, и Кострубонька вжесь ростом с Краса, еще морг и вон як Борилка, посем едва достаёть ему до пояса. Отрок глядючи на духа зрел, як сообща с ростом единожды уменьшалась его глава, руки, ноги. И кады он стал мальцу по колено тот смог рассмотреть, шо на спине у Кострубоньки поместилась не тока плетёная корзина, но и цельна вязанка глиняных горшков. Дух промеж того продолжал убавлятьси, и чуток погодя, он был ужось не больче ладошки… вуказательного пальца… ноготка… а опосля обернулси у того самого жёлтого жучка— ванова червячка, при чём глиняны горшки тогды же приняли вид искрасно-черноватых жестких крылушек. Жук сидючи на подухе мха, неторопливо расправил свои крылья, свяркнув при том желтизной спинки. Таче приглушённо зажжужав, вон ураз взмахнув крепкими крылушками, взлетел с болотистого края да поднявшись увысь свершил небольшой круг над головой Краса, осыпав евойны волосы мельчайшими жёлтым пясочком. Оный пясочек едва коснувшись ковыльных волос парня тут же в них вутоп, а дух— жучок стремительно появ управо, помчалси вдоль кромки гая и болот у тишину ночи, примешивая к окрику неясыти, еле различимое жжужание, да свистящий гул издаваемый крылами.
— Оно… ладненько то… усё ж, — произнёс первым, словно очнувшийся от сна Крас, и провел ладонью по волосам, у которых потонул желтоватый пясочек. — Шо Гуша наш дрых… а то б точнёхонько не избежать Кострубоньки евойных вострых зубов, усё перемалывающих.
— У то… да, — согласилси мальчик и посотрел на свову ладонь, идеже издавая резкий, трескучий звук сидел, тараща маненькие чорны глазёнки ванов червячок, толь жук… толь обращённый у него дух.
— Крас, Борюша! — долетел у ночи до робят голос Быляты. — Подите сюды. И робятки зажав у ладонях всяк свой дар, полученный от Кострубоньки, повертавшись, чичас же поспешили на зов старшины воинов. Они торопливо поднялись на взгорье, и, разместившись вкруг костра, негромко сице, шоб не помешать сну отдыхающих соратников поведали о том, чаво им перьдал и повелел дух да Асур Крышня.
— Ты эвонтова ванова червячка береги Борюша, — разглядывая на ладони мальчоночки, при свете рыжего пламени, всяк раз выпрыгивающего уверх из костерка, жучка, загутарил Былята. — То и упрямь чудный дух, вон ны у няшах от смерти не раз упасёт.
— А як же его несть? — поспрашал мальчик, и, поднеся к жуку вуказательный перст правой руки, осторожно провёл по прозрачным крылам, кои оказались довольно-таки жёсткими.