– Маленькая дикая кошка, не дотрагивайтесь до меня и не смотрите на меня так – это опасно! Ваши пьянящие глаза с самой первой минуты вскружили мне голову! Именно ваша дикая злоба привлекает меня, и если вы ещё раз меня оттолкнёте, как сегодня на лестнице, тогда посмотрим, что с вами будет – очаровательная, гибкая ящерка!
Я закричала, и он отпустил меня.
– Что за шутки ты тут шутишь, Дагоберт? – накинулась на него подбежавшая Шарлотта. – Оставь ребёнка в покое, слышишь? Она не для ваших лейтенантских шуток! Леонора находится под моей защитой, и баста!.. Между прочим, она права, невинная малышка! То, что тут заперто, мы не должны взламывать… Чего будут стоить бумаги, если мы вынуждены будем сказать, что мы их украдкой вытащили из-под судебных печатей?.. Они будут лежать здесь в целости и сохранности, пока в один прекрасный день не выйдут на белый свет во всём блеске. Они недоступны даже дяде Эриху – под теми печатями, которые он сам же повелел наклеить на двери. И
Да, это был толчок, потрясший пол под нашими ногами, распахнувший балконную дверь, которую я в прошлый раз в испуге не закрыла как следует, и моментально заливший письменный стол потоками воды.
– Ха-ха, она благословляет нас и хочет показать, как надо действовать! – засмеялся Дагоберт и снова закрыл дверь. – Она не касается ценного стола руками в бархатных перчатках – нет, она говорит: «Сила против силы!»… Если действовать по-твоему и по советам Экхофа, то мне придётся выпрашивать у дяди Эриха каждый грош и выслушивать упрёки насчёт долгов, пока я не поседею, а ты в ненавистной зависимости останешься старой девой!
– Я и так ею буду, – ответила она, слегка побледнев. – Я никогда бы не вступила в неравный брак, но эти дворцовые лягушки мне до смерти противны… И я не хочу
Она вытерла своим платочком влагу со стола и поправила потревоженный ящик.
Я больше не участвовала в их поисках и исследованиях. Я встала, как часовой, между столом и оконной дверью… Мне казалось, что от бури всё ещё дрожит земля, но то была дрожь в моих ногах… Я никогда ещё не чувствовала себя так ужасно, как в ту минуту, когда чужие руки сомкнулись на моей талии. Если бы меня скинули в тёмную бездну, я не испугалась бы так сильно, как тогда, когда услышала этот жаркий шёпот, который я отчасти совершенно не поняла и который тем не менее вызвал прилив крови к моим щеками и вискам… Я бы охотнее всего развернулась и убежала как можно дальше, но меня удерживал страх, что они всё-таки взломают стол.
Мне пришлось простоять на месте несколько часов. Были обысканы многочисленные комнаты, находящиеся за теми, что я осмотрела… Буря постепенно слабела; грохот дождя о балкон превратился в мягкое журчание, а сквозь бледные шёлковые занавеси пробился светлый луч, ожививший радостные лица богов и купидонов на стенах.
– Вот наш герб, малышка, поглядите-ка! – сказала вернувшаяся в зал Шарлотта. Она протянула мне кольцо-печатку. – Хотя папа и не носил колец, как заверила сегодня её светлость, но тем не менее существует вот это кольцо, которое, судя по всему, часто использовалось в качестве печати – оно лежало на папином письменном столе; я возьму его – это единственное, что я сейчас присвою. – Кольцо скользнуло ей в карман.
Наконец я была свободна. Мы спустились вниз по лестнице, и шкаф был снова задвинут на место.
По тёмной лестнице, на которую Шарлотта ступила в мучительных сомнениях, брат с сестрой сошли полноправными наследниками барона Лотара фон Клаудиуса, побочными отпрысками герцогского дома. Решение загадки было очевидным даже для меня – так как же было возможно, что господин Клаудиус твёрдым голосом и с ясными глазами отрицал правду?.. И тем не менее, пусть дело обстоит так, как обстоит, – он не солгал!..
25
Шарлотта взялась за свою шаль, но вдруг снова выпустила её из рук, метнулась к окну и рванула на себя створки.
– Что такое, господин Экхоф? – крикнула она.