С подмогой битва приняла другой оборот, и когда из противников на ногах остались стоять только двое бандитов, они сами оценили расклад и дали деру в лес. Не успевший возликовать Оливье вздрогнул, как и каждый оставшийся в живых на этом берегу, с крон ив взлетела стая птиц, – внезапно прогремел выстрел: один из раненых, лежащих на земле, дополз до револьвера Мытаря. Теперь он старался сбежать. Впрочем, преследовать его никто не торопился. Глаза Оливье шарили по рыцарям, он силился разглядеть, в кого попали. Темное пятно на сюрко Ламеля прямо на плече начало расползаться по коричневой ткани. Пальер его поддержал, но Ламель, не устояв, упал наземь. Оливье с Розиной бросились к ним.
– Благодарю вас, храбрый юноша, – хрипел умирающий Ламель пальеру. – Не удивлюсь, если вы рыцарь.
– Только вчера им стал.
– Имя, назовите ваше имя, – просил Ламель, цепляясь за его китель.
– Сэр Петер Мерсигер, к вашим услугам, – представился пальер, зажимая кровоточащую рану Ламеля.
– Вы сполна их оказали, – улыбнулся через муки тот. – У вас добрый меч, но подобный моему вы не найдете. Примите его в знак благодарности сэра Ламеля из Малахитового двора.
Он протянул рукоять. Ламель дрожал всем телом, только правая рука оставалась твердой. Меч в ней не дрогнул.
– Что вы, сэр, я не посмею, – запротестовал Петер.
Он все отрицал происходящее, было заметно, ему чудно видеть Ламеля в непривычном современнику виде. И все же он старался его спасти или хотя бы поддержать в последние минуты.
– Примите, – настоял Ламель. – И мечу, и рыцарю должно служить, а не скрываться в башнях.
Раненый Ламель стремительно и заметно бледнел. Розина тыкалась в плечо Оливье, а тот только и смог произнести:
– Мне так жаль. Я в неоплатном долгу и не знаю, как отдать его.
Жестом Ламель подозвал мальчика, Оливье склонился ухом к его губам. Рыцарь совсем ослаб.
– Если отнял у мира одного рыцаря, не самого сильного, кха-кха, не самого верного, – Ламель зашелся хрипом и кашлем, но сумел их победить, – верни миру украденное. Создай рыцаря лучше меня, кукольник.
Шорох голоса Ламеля растворился в звуках Гормова леса. Он испустил дух. Трое ребят в немом сговоре принялись хоронить Ламеля. Смиренный Петер не задавал вопросов, хотя было заметно, сколько их рвется наружу. Но из уважения к памяти Ламеля он молчал. Подхватив тело павшего рыцаря под мышки, он вместе с Оливье оттащил его в озеро, как настоял Оливье. Каково же было удивление пальера, когда покойник не ушел в воду, а растворился в воздухе. Но Оливье видел лежащего в ладье Ламеля. Он печально взглянул на героя, спасшего его и Розину, поблагодарил и отправил ладью в последнее плавание. Почти у острова она опустилась под воду, а следом за ней рухнула и утонула башня.
Петер все еще не комментировал долгое молчание пары странно одетых ребят, смотрящих куда-то вдаль. И Оливье выразил свое восхищение:
– Пальеры меня поражают своим благородством и выдержкой. Я бы уже достал всех расспросами, – без тени улыбки заметил он.
– Знали бы вы, как мне хочется услышать объяснения. Мы патрулируем лес в поисках вас обоих. Я отбился от патруля намеренно, мне всегда в лесу одному проще. А когда увидел творившееся на берегу, раздумывать не стал. Вблизи я сначала решил, что он один из ваших, из цирка, такой у него костюм исторический. Но как он орудовал полуторным мечом! Сомнительно для актера. А когда он умирал… знаешь, люди перед смертью не лгут. А теперь он просто растворился, исчез! Если ты знаешь причины, объясни, прошу! Не хочу всю жизнь мучиться вопросами.
Они втроем все еще стояли по колено в воде. Светало. Оливье взглянул на темные воды озера. Усталость, разыгравшееся воображение или чудо, но он увидел, что его собственное отражение облачено в форму, как у Петера. Оливье помотал головой.
– Да, мы все тебе объясним, конечно! Мы и тебе обязаны, Петер, спасибо! По дороге в замок я все расскажу, только прошу, дай слово, поклянись, как рыцарь, что никогда и никому не раскроешь нашей тайны и того, что сегодня произошло.
Петер посмотрел на него, прикидывая, сможет ли он сдержать такую клятву, не нарушая уже данной – верности Ордену. И короткий кивок означал, что он решил.
– Клянусь, Оливье. Никто и никогда не услышит от меня вашей истории.
Воссоединение с отцом было эмоциональным: впрочем, им не ново было находить друг друга во всем этом балагане, тянущемся девять сумбурных лет. Труверов и Розину поселили в пансионате Пальер-де-Клев, потому что остатки шайки Мытаря могли искать личной мести. Петер Мерсигер и Оливье с Розиной пообещали друг другу не вспоминать обстоятельства их знакомства. Слишком сумбурным и необъяснимым было все происходящее на Ворклом озере. Они навели изрядный беспорядок в библиотеке Пальеры, но не нашли ничего более раннего, чем тексты, датированные столетием после века, в который жил Ламель. В Ордене полагали, что история – это порядок, а попытка орудовать в ней мифами и легендами как фактами приводит к лжеучениям и безумию. «Или к агнологии», – усмехался Петер.