Веришь мне?

Блестит ещё ярче, чем позавчера, оттеняя фиолетовый груз. Ровный слой

Сочетаний двух слов в неопределённом будущем — "мы станем".

Кровь густа. Я нравлюсь тебе такой? я нравлюсь тебе такой? я нравлюсь тебе такой?

Солги, как всегда,

Отвернись

И глаза закрой.

Медленный дождь проливает прозрачные ровные капли.

В ложной памяти останется день на солнечном море,

Вытеснив хрип реальности, прекратившейся не в твоей глубине.

Не в твоём животе, не в твоей грудной клетке — обрыв предложения в разговоре.

Но кровь густа. так ты веришь мне? веришь мне? веришь мне?

Лги до разоблачения.

И не верь.

Пустой

Выход штока ранит спешащих и глупых.

Я подмывал своим ртом кровоточащих

И поражённых — будто насквозь прошитых любовью — триппером проституток.

Складки кожи — как складки пальто,

Я катаю мёртвые шарики шерсти по их дряблым впадинам.

Вдоль дряблой линии жизни,

По их представлениям о бляди.

Леска блестит.

Этой блестящей спиралью я их наказываю,

Я их поощряю.

Держу их тощими пальцами бокалы и сигареты,

Смотрю их глазами в зеркало

Или на потенциального клиента.

Я брею им пах и выщипываю волосы на груди,

Но если что-то идёт не так,

Если я начинаю слепнуть и спотыкаться,

И ныть,

Значит я снова стал добрым.

Но я нужен им злым.

Я сижу за столом. За бетонной плитой — другая квартира,

Там какой-то подросток ебёт мою дочь, у которой хватило ума его пригласить,

А отказать — желания не хватило.

Ритм рваный,

Я заглушаю шлепки ударом ноги по паркету.

Мне надоело.

Я встаю и сую свои пальцы в пизду первой попавшейся,

Раздетой.

Мы оба сухи.

На мне — грязь метро, в ней — пульсирующим слабым нервом —

Ещё тёплый осадок её самого первого.

Её стенки глухи к моим грубым нажатиям;

Когда я вынимаю пальцы, чтоб смочить их слюной, она жадно хватает воздух напомаженным ртом —

И просит не продолжать.

Спрашивает — не хочу ли я отъебать её?

Я смотрю на средний и указательный —

По ним струится слюна, по ним бежит дрожь и сомнение,

Что как только я отключусь,

Как только я расстегну несложный замок бюстгальтера,

Плита между нами и соседней квартирой растает

И ты подмигнёшь мне — усталая, пятнадцатилетняя,

Раздетая и пустая.

И увидишь меня — грызущего ногти,

Пока одна из блядей не закроет мне рот,

Пока одна из этих блядей не осмелеет настолько,

Чтоб заткнуть меня своей расползающейся пиздой.

Губы к губам.

Я вылизываю её и пытаюсь понять, насколько ТЕБЕ будет горько,

Когда ты отвернёшься,

Снимешь с лица отвращение, оденешься и уйдёшь,

Осознав,

Что я тоже пустой.

Стук в соседней каюте

Ты меня слушаешь?

*

Я быстро бежал, задохнулся, сел и застыл, сломавшись и громко сопя.

Через раз, через два, через ямы второстепенной дороги,

Через три пропотевших до мусорного ведра

Белых и жёлтых, как зубной камень, рубашек;

Я сломался, согнулся, провис, как гнилая верёвка, продетая в петли

И, усталая, рвущая пополам балкон очередных многодетных,

Очередных, на которых я наступаю и зло матерюсь —

Окурок, плевок, сопля.

*

Я быстро бежал, задохнулся, повис.

Сколько в твоих зубах несъеденного за полжизни "Кис-кис"?

Вверх, потом вниз.

Я грызу эти пломбы, глотаю, ком в желудке, нет уже глаз, только зрачки —

Как отражение мнимой атаки на горкой лежащие косячки

В глубокой тарелке.

Когда начнут выпадать постаревшие зубы — скажи, если сможешь, я разберу эти звуки

И встану вровень с твоим икеевским креслом,

Чтобы ты смогла сплюнуть в мелкую.

*

Я сел — как твой последний стереотип о сиделках,

О яблоках, о сливочном креме, в котором плавится указательный палец или набухающий член,

Плавится по самые бёдра, политый кленовым сиропом;

Растекается по твоему подбородку — кожа жирно блестит — солёным вопросом:

"Можно ещё кусочек? Было так мало — не распробовать, с чем".

*

Я сжал кулаки и по швам разошёлся новый музей,

Который я собирал, завернувшись в пальто из чужих новостей —

Они высыхали слезами на лестничной клетке,

Стекали по отполированным ножкам кухонной табуретки,

Обращали внимание текстами на запылившихся А4 в углу;

Дождевые разводы на северных окнах, очередь в ЗАГС, резьба на трубе — всё разводы;

Не справится с управлением водитель арендованной "шкоды" —

Хуй бы с ним, это не первое его такси.

Оправдаться нечем.

"Отметьте правильный пункт галочкой — сколько у вас теперь детей?"

*

Я быстро бежал, задыхаясь в едких парах безымянных автобусов и синих "импрез",

На набережной облокотился на парапет,

На кованый грязный забор — ни туда, ни сюда.

Какого цвета тогда южное море, если то, что я вижу, — вода?

Перекись водорода.

Искрится, шипит, вспенивает каждую пору и каждый мясной кусок,

К которому присосался бледно-синий усыпляющий проводок.

Как только не стало вокруг ни "тойот", ни "импрез",

Я перепрыгнул через заборчик.

С головой скрылся.

Исчез.

*

Плохо закрученный кран режет лучше, чем остриё поварского ножа;

Уши закладывает, пальцы трясутся и леденеют,

И стонут, и завязывают крепче шнурки,

Прошлое "если бы" не удержав.

Керамический взрыв.

Пакет на пять килограмм извергает всё лишнее —

Ваше, конечно, спрятанное с видных мест и до смерти личное —

Перевес, перебор.

Больно по носу щёлкнет 2001-й — как опускающийся

Затвор.

*

Окна в рассохшихся рамах не держат тепло,