Верхний ярус

Кто-то бежит в лесу, кто-то взлетает ввысь, кто-то кричит. Москиты окровавили его лицо и руки — в этих краях они национальный символ. Ник работает часами, не испытывая ни затруднений, ни удовлетворения. Он работает до тех пор, пока не проголодается, а потом делает паузу на обед. Обедов осталось не так много, и он понятия не имеет, как добыть больше. Сидит на губчатой земле, запихивая в рот горстями миндаль и курагу. Плоды деревьев, выращенных в Центральной долине Калифорнии на истощающихся водоносных горизонтах в годы засухи.

Он снова поднимается и продолжает трудиться. Борется с бревном толщиной с бедро. Краем глаза замечает движение и пугается. Вскрикивает. У этого перформанса есть зрители — мужчина в красном клетчатом пальто, джинсах и сапогах лесоруба, с собакой, которая, должно быть, на три четверти волк. Оба смотрят на него с подозрением.

— Говорят, здесь работает сумасшедший белый человек. Ник с трудом переводит дух.

— Стало быть, это я.

Гость смотрит на творение Николаса. Строящаяся форма разворачивается во всех направлениях. Он качает головой. Затем подбирает упавшую ветку и вставляет ее в узор.

УЧЕНИКИ МОГУТ СКАЗАТЬ, откуда взяты поэтические строки, даже если сама Мими не в силах их опознать. «Пусть корни его одряхлели в земле…» Она догадывается, что слова должны быть древними, древнее даже дерева, чей пень восхваляют. Мальчик-жук, сидящий рядом, что-то говорит. Она думает, что он разговаривает со своим телефоном.

— С вами все в порядке?

Она наклоняет голову, и ее лицо распухает. Кажется, что руки гораздо дальше от тела, чем это положено от природы. Она втягивает воздух. Пытается кивнуть. Ей приходится попытаться дважды.

— Я в порядке. Все хорошо…

Внутренний голос уговаривает ее сдаться и отправиться в тюрьму на следующие два столетия.

ПЕТАБАЙТЫ СООБЩЕНИЙ роятся в воздухе повсюду. Их собирают датчики и перераспределяют спутники. Они струятся из камер, которые теперь установлены в каждом здании и на каждом перекрестке. Они текут от пользовательских флажков, расставленных тут и там, по грандиозным человеческим корням, ветвящимся и делящимся на разумные кончики: Саусалито, Милл-Вэлли, Сан-Рафаэль, Новато, Петалума, Санта-Роза, Леггетт, Фортуна, Эврика… Волокна данных разбухают и сливаются, следуя вверх и вниз по побережью и вглубь страны. Окленд, Беркли, Эль-Серрито, Эль-Собранте, Пиноле, Геркулес, Родео, Крокетт, Вальехо, Корделия, Фэрфилд, Дэвис, Сакраменто… Глубинные выводы проносятся по ущельям, заполняя равнины человеческой изобретательностью: Сан-Бруно, Милл-брей, Сан-Матео, Редвуд-Сити, Менло-Парк, Пало-Альто, Маунтин-Вью, Сан-Хосе, Санта-Крус, Уотсонвилль, Кастровилль, Марина, Монтерей, Кармель, Лос-Гатос, Купертино, Санта-Клара, Милпитас, Мадроне, Гилрой, Салинас, Соледад, Гринфилд, Кинг-Сити, Пасо-Роблес, Атаскадеро, Сан-Луис-Обиспо, Санта-Барбара, Вентура и далее, в хаотично соединяющиеся корневые массы Лос-Анджелеса — просека, которая с каждой новой косой чертой растет все быстрее. Боты наблюдают и сопоставляют, кодируют и понимают, собирают и формируют все мировые данные так быстро, что человеческий разум цепенеет.

Нилай поднимает глаза от экрана, заполненного кодом. Скорбь омывает его, молодая и полная ожиданий Он и раньше испытывал скорбь — эту ужасную смесь убитых и возродившихся надежд, — но всегда из-за родственников, коллег, друзей. Скорбь по месту, до появления которого он не доживет, кажется бессмысленной.

Но он видел более чем достаточно и предпочитает быть здесь, на старте реабилитации, а не жить в том месте, которое его ученики будут помогать восстанавливать. Есть одна история, которую он всегда любил, еще с той поры, когда его ноги действовали. Инопланетяне высаживаются на Землю. Они иначе воспринимают время. Для них оно несется с такой скоростью, что человеческие секунды кажутся долгими, как отпущенный деревьям срок. Нилай не помнит, чем закончилась история. Да это и не важно. На кончике каждой ветки — новая почка.

МИМИ СИДИТ ПОД ВЕТВЯМИ, чью гибкую прочность не смог бы улучшить ни один инженер. Подтягивает ноги под себя. Ее голова клонится, а глаза закрываются. Пальцы левой руки крутят нефритовое кольцо на безымянном пальце правой. Ей нужны сестры, но она не может до них дотянуться. Звонок бесполезен. Даже поездка ничего не даст. Они нужны Мими маленькими девочками, свесившими ноги с ветвей несуществующего дерева.

Нефритовая шелковица кружится под ее пальцами: Фусан, волшебный континент, страна будущего. Теперь это новая Земля. Она тянет за кольцо, но пальцы распухли, или зеленая полоска стала слишком узкой, ее не снять. Кожа на тыльной стороне руки сухая, как береста. Каким-то образом Мими Ма превратилась в старуху.

Срок наказания ее сообщника проносится перед ней, один день за другим. Семьдесят плюс семьдесят лет. А потом Клен снова там, за бревенчатой стеной крепости, которую они построили для защиты Дип-Крик. «Даже лучшие доводы в мире не заставят их передумать. Это может сделать только хорошая история».