За пять минут до конца загрузки мы пошли наконец наверх – через другую сторону дома, по лестнице, которая выходила в увешанный искусством холл. Прожектора над головой прилежно вели нас по коридору, рассыпая по мрамору искры на каждом шагу.
– Симпатичный розовый, – я показала на акцентную стену слева.
– Отпад, да? – подхватил Линфорд. – Забыл, как он называется. Всю ночь буду париться, если не вспомню. Хотя там еще несколько банок осталось в гараже – пойду потом посмотрю.
Он двинулся к первой картине.
– Знаешь что? – многообещающе начал он, вытащив изо рта леденец, чтобы облизнуть губы (весь вечер так делал, да… может, у нас и зима на дворе, но такого количества самоувлажнения не оправдывает ничто). – Даже притом что мы купили Дэмиена Херста и Модупеолу, вот эта Зита – все равно моя любимая.
Даже продай я обе почки, все равно не смогла бы себе позволить то, на что он сейчас показывал. Мы реально жили в двух совершенно разных мирах и на разной длине волны.
– Понимаешь, я че понял насчет искусства, – продолжал он. – Оно все – про метафоры. Работа художника – найти точные цвета и формы, чтобы вызвать у зрителя нужные эмоции. Когда все сделано правильно, картина сама тебя отправит к самым ярким моментам твоей жизни, назад. Вот эта девица, да? Она как раз про это говно. И, помимо всего прочего, она – с окраины, как мы.
Оливия так медленно закатила глаза, что хотя бы часть траектории Линфорд точно должен был засечь.
– Мой па – из худшего района в этом городе, ты это знаешь? – напомнил он ей. – Я сам родился на окраине, женщина. И я никогда не забуду, откуда я родом…
Пока он кидал понты, в холл просочился далматин в шипастом ошейнике и с жилами по всему телу, видными прям сквозь пятнистую шкуру. Псина прыгнула на него и уперлась лапами в ремень.
– Кто у нас хорошая собака, а, Дэйзи? – Он наклонился, извлек изо рта леденец и сунул ей в пасть, прямо на язык, в слюнявую пену, а потом, как ни в чем не бывало, – обратно в свою.
Меня аж передернуло при мысли, что с этим парнем я целовалась. Оливия при этом уссывалась от смеха. Впрочем, она только этим весь вечер и занималась.
Линфорд последний разок облизал покрытую собачьими слюнями конфету, подошел к лестнице и швырнул ее оттуда на первый этаж, на ковер. Мы проводили глазами ринувшуюся следом Дэйзи.
– Любит девочка апорты, – любовно улыбаясь, проворковал он.
Пикнули часы.
– Ну, круто, – он выключил таймер. – Загрузка завершена.
Вовремя. Были на волоске, можно сказать.
– Слушайте-ка, – заявила мне Оливия, поглаживая себя по брюху. – Вы идите, забирайте, а я в тубзик.
Почуяла, должно быть, что я сейчас следом пойду.
– Сис, все тип-топ, – крикнула она уже на полпути (шла по впечатляющей прямой, надо сказать). – Эта флешка важнее, чем мой животик. Пять минут. Максимум.
– Две минуты! – рявкнула я ей вслед.
Ну что еще могло пойти не так?
– Оливия! – взревела я раз уже, наверное, в двадцатый.
Сжимая в потной ручонке флешку, я с Линфордом на пару обыскивала эту гигантскую домину на предмет блудной сестры. Остался, собственно, только гараж.
– Странно, – сказал хозяин дома, глядя на гигантский шкаф с разными инструментами и материалами для «сделай сам».
У кого-то тут явно случились именины сердца: половина содержимого валялась на полу.
– Вот ей-богу, я его запирал.
Снаружи донеслись звуки веселья. Мы с облегчением переглянулись. Оливия.
Радость наша, увы, длилась недолго. Двинувшись было на хохот, Линфорд замер на пороге – физиономию его залил кромешный ужас. Я и сама практически расхохоталась, узрев, чем там занята Оливия, но сдержалась практически в последний момент – слишком многим я была Линфорду обязана.
– Красиво, да? – донельзя довольная собой, Оливия любовалась последним слоем знойно-розовой краски на рулевых рогульках самого ценного Линфордова имущества. – Эти большие розовые завитки на корпусе – метафора хаоса в жизни.
Мой бывший парень подавился. Я серьезно думала, что его сейчас вырвет прямо на придверный коврик. Но нет, он просто смотрел, разинув рот и закаменев шеей. А потом завизжал – на такой ноте, что нам с Оливией пришлось срочно заткнуть уши.
Началась цепная реакция. Где-то в доме истошно разлаялась Дэйзи. Загорелся свет в соседнем доме. Потом в следующем. Через пару секунд вся улица полыхала, как рождественская елка.
Желудок у меня сжало, как кулаком; мы с Оливией обменялись паническим взглядом. Всем известно, что происходит в таком районе, когда сенсор ловит крик. Особенно такой тщедушный и балованный, как сейчас издал Линфорд.
Как я и боялась, кругом заорали сирены. Сердце ухнуло куда-то вниз – я даже испугалась, что оно сейчас из задницы выскочит.
– Вечеринка с дронами! – завопила Оливия; она бросила кисть на дорожку и принялась отплясывать под бит, который, кажется, слышала она одна. – Дроны-пати, давай-давай! Дроны-пати, давай-давай!
Мне в кровь, должно быть, выгрузило полный бак адреналина пополам с паникой. У меня при себе были нелегальные данные. Оливия только что надругалась над собственностью местного резидента. Мы обе – не отсюда.