Верхний мир

Больше года прошло с той ночи, когда они с Оливией ворвались ко мне домой… и когда я наконец смог вернуться в Верхний мир. Если бы ее терапевт не выступила тогда на мою защиту, я бы сейчас жрал быстрорастворимую лапшу из электрочайника на нарах, а не гулял тут по солнышку. Доктор Анахера заявила, что весь случившийся с нами дикий стафф можно с легкостью объяснить в категориях психологии и науки (она всегда очень тщательно говорила «наука» вместо «физика», чтобы не «смущать» дальше бедняжку Риа). Оказывается, диссоциативная амнезия – ну, это когда травматичекое событие заставляет тебя забыть все, что с ним связано, – это широко распространенное расстройство, для описания которого совершенно не обязательно привлекать невидимые миры. Когда Риа показала ей ту запись с CCTV-камеры, она ответила, что пули пропадают с мест преступлений сплошь и рядом, а случайный скачок напряжения вполне способен пропустить через обычный уличный фонарь достаточно тока, чтобы стать причиной перманентного повреждения зрения у взрослого человека.

Даже Като, которому я говорил про мелькнувшие в Верхнем мире канторовские наушники и который в буквальном смысле рядом стоял, когда я покупал акции этой компании, – сомневался, что я вообще видел какое-то там будущее. Как, собственно, и все остальные.

Но мы-то с Риа знали.

– Как думаешь, ты бы что-то изменил, если бы мог? – просила она. – Ну, типа… если бы ты запоминал все, что видел, когда ходил наверх, и все такое.

– Знаешь, что самое дикое? – ответил я, думая про целых пятнадцать лет, которые провел в надежде снова попасть туда и что-то изменить – только для того, чтобы попасть и заставить случиться и так уже случившееся. – Я совсем не уверен, что стал бы это делать.

Я был так одержим идеей добраться до Верхнего мира и исправить прошлое, что совсем забыл, какие жесткие на самом деле законы физики… и что вселенная представляет собой тот самый неизменяемый кирпич из пространства-времени, о котором рассказывала Надья.

Но сколь бы неподатливы ни были прошлое и будущее, обе эти вечности уравновешиваются в одной точке, на одной волшебной оси – там, где мы сейчас все живем.

В настоящем.

Здесь и сейчас – единственное место, где мы в силах и вправе формировать свое будущее, переоткрывать и переделывать прошлое. Только в нем я могу ощущать жгучее прикосновение солнца… и объятия Риа – которые в эти дни стали на удивление крепкими: она меня несколько раз чуть не задушила. Формулы относительности рисуют одну и ту же сюжетную арку, в какую сторону ты их ни читай: вперед или назад. И кто сказал, что настоящее – это не точка, из которой время вытекает сразу в обе стороны? И в которой мы сразу и проживаем, и выбираем свою судьбу. Иногда невозможно двигаться вперед, не оглянувшись сначала назад. Но когда мы таки это делаем, самый первый шаг начинается здесь, в Сейчас.

Риа тоже благополучно шагнула. Сдав на аттестат по окончании средней школы, она экстерном, на год раньше, пошла на вступительные и сдала и их тоже – с сокрушительным успехом. Университетский колледж Лондона открыл ей ранний допуск к своей программе по физике, а кроме того, на нее, кажется, положила глаз их футбольная команда.

Мимо проехала машина с группой молодежи мужского пола, активно улюлюкавшей из окон.

– Эй! Симпотная чикса! – хрипло запрыгало по переулку, отражаясь от стен.

До меня даже не сразу дошло, что они обращаются к Риа. Мы прошли немного вперед, делая вид, что нас это не касается.

– Чикса! – полетело нам в спину. – Я сказал, ты СИМПОТНАЯ!

Судя по акценту, гопники были не из круга Резни (или «дяди Резни», как его теперь называла Риа – само собой, шутки ради… хотя встретиться с ним пока так и не собралась). После нового залпа свиста и улюлюканий машина, визжа резиной по асфальту, покатила дальше, выпустив напоследок нам в нос облако дыма.

Для гопоты в машине это были обычные субботние подначки, можно сказать, дружеские. Сколько же раз Риа приходилось терпеть этот вздор? И, если подумать, сколько раз я сам сидел в такой вот машине и орал девчонкам гадости… или молча тащился мимо по тротуару, втянув голову в плечи и делая вид, что ничего не слышу?

– Знаешь, – я повернулся к Риа, – ты не обязана это терпеть.

– И что ты хочешь, чтобы я сделала? – Голос ее дрожал от ярости – возможно, не только на мужиков в машине, но и на меня – за такие глубокомысленные предложения. – Догнала их? Полезла драться с четырьмя сразу?

– Нет, – сказал я. – Но можно ведь и по-другому.

Я пальцем нарисовал в воздухе стрелу – указывающую в небо.

– Крыша… насколько сможешь далеко. Правда стоит поторопиться.

Она шагнула на край тротуара – наверное, чтобы лучше видеть обидчика.

– Я могу еще раз проводить тебя через воспоминание, – предложил я.