Верхом на ракете

Новость о том, как отвратительно NASA и Thiokol отработали проблему с кольцевыми уплотнениями, быстро достигла Отдела астронавтов и произвела предсказуемый эффект. Мы кипели от возмущения нашим руководством. Как могли они игнорировать предупреждения? В своей критике мы легко забыли о том, как сами бешено желали полета. Если бы руководство NASA отреагировало на предупреждения должным образом и остановило полеты на 32 месяца, чтобы заново спроектировать и испытать ускорители (а именно столько потребовалось для возобновления полетов после «Челленджера»), начались бы жалобы со стороны астронавтов. В том, что сама система была настроена на необходимость продолжать полеты шаттла, мы были так же виноваты, как и тот менеджер NASA, который ответил разработчикам фразой: «О боже, Thiokol, когда вы хотите, чтобы я его запустил — в апреле?» В NASA лишь санитары и официантки не были причастны к гибели семи астронавтов «Челленджера».

После того как в Белом доме узнали об истории с кольцевыми уплотнениями, там решили, что NASA нельзя доверить непредвзятое расследование в отношении самого себя. Президент Рейган распорядился образовать Комиссию Роджерса и поручить расследование ей. (Комиссия была названа по имени ее председателя, бывшего генерального прокурора и государственного секретаря Уильяма Роджерса.) Читая ее отчеты, я узнал, что мой первый полет 41-D был в числе тех 14, которые едва не закончились катастрофой из-за кольцевых уплотнений. Более того, он был первым, в котором горячие газы не просто достигли основного уплотнения, а прорвали его. Не зря сказал Боб Криппен: «Что бы там ни было, мы все летали на этом». Я пытался понять, отчего погиб 51-L, а не 41-D. Мог ли толчок от еще одной ударной волны при прохождении «Дискавери» через зону максимального скоростного напора вскрыть уплотнение стыка двух секций SRB в достаточной степени для того, чтобы уплотнение полностью отказало и принесло нам гибель? Только Бог знает ответ на этот вопрос. Но 30 августа 1984 года дыхание смерти коснулось и моей щеки.

Неделями после «Челленджера» я каждое утро приходил на работу, не понимая, собственно, зачем. Делать мне было нечего. Нескольких астронавтов назначили помогать работе Комиссии Роджерса, но я не был в их числе. Мой телефон звонил редко. Не было ни совещаний по полезному грузу, на которых надо присутствовать, ни тренировок, которые могли бы заполнить служебное время. В сейфе Отдела астронавтов лежал предварительный вариант описания полезного груза на 62-A, который я жадно изучал в той жизни, что была до «Челленджера». Теперь документ лежал без движения. Я не видел смысла в том, чтобы продолжать подготовку к полету с Ванденберга. Было очевидно, что шаттлы не полетят еще очень долго, а когда полетят, то не из Калифорнии. Пронесся слух, что ВВС США собираются вообще отделаться от программы шаттлов и вернуться к своим одноразовым ракетам. Они и не были никогда большими фанатами запуска своих спутников на шаттле — это конгресс вынудил их. Воздушные силы справедливо возражали, что если взорвется одноразовая ракета, то проблему можно устранить и возобновить пуски за несколько месяцев, в то время как вопрос о жизни людей на пилотируемой системе может отсрочить возобновление полетов на годы. А из-за такой продолжительной задержки может пострадать национальная безопасность. Именно с этим и столкнулись ВВС после «Челленджера», поэтому было легко поверить слухам о том, что ВВС собираются отказаться от вложений в площадку для шаттлов на Ванденберге.

Была помимо этого и существенная техническая причина застоя на Ванденберге. Поскольку ракета, запускаемая на полярную орбиту, теряет прибавку к скорости от вращения Земли к востоку, она не может нести такой же груз, как ракета, запускаемая на восток из Центра Кеннеди. Чтобы до некоторой степени компенсировать эту недостачу, NASA разработало легкие корпуса ускорителей из углеродных волокон для использования на Ванденберге. Но если Thiokol не в состоянии сделать герметичной стальную секцию ускорителя, думал я, насколько же будет сложнее добиться этого от конструкции из мотаного волокна с клеем? Теперь уже никто не верил, что легкие ускорители для Ванденберга удастся сертифицировать. Значит, шаттл никогда не увидит полярной орбиты, и не увижу ее я. Я снял фотографию Ванденберга со стены и положил на дно ящика в столе. Я не хотел, чтобы она напоминала мне о том, что ушло.

И невозможно было отделаться от боли, которую причинял «Челленджер». Проходя по коридору, я читал на дверях таблички с именами членов экипажа 51-L. В почтовой экспедиции сотрудницы убирали фотографии астронавтов «Челленджера» в шкаф с биркой «Умершие астронавты». Мне хотелось плакать. Хотелось встать и просто зарыдать, но кровь Петтигрю лишала меня такой разрядки.