Читаем Верхом на ракете полностью

Настало время праздновать. Наша миссия была во всех смыслах выполнена. Как любят говорить астронавты, «отсюда под горочку». Мы залезли в кладовую и, игнорируя обезвоженную брокколи, которую заложили диетологи NASA, достали драже M&M's и сдобное печенье. Вскоре на борту началась игра в бейсбол. Я подавал «эмэндэмку» Гаю, а тот отбивал ее через всю среднюю палубу битой из кухонного набора. Джерри и я затем «приземляли» ее себе в рот. (Астронавты никогда не играют в такие игры с едой, если кого-то из коллег тошнит.) Хут снимал наше веселье, которое NASA вряд ли одобрило бы. Головной офис агентства уже указывал Отделу астронавтов на растущее недовольство по поводу съемок экипажами игр в невесомости. Они считали, что пресса не заметит ничего, кроме этого, и тем самым опошлит нашу работу. Действительно, пресса проигнорировала снятое экипажем STS-26 видео отделения их четвертьмиллиардного телекоммуникационного спутника, но показала вместо этого, как астронавты кувыркаются в невесомости в гавайских рубашках.

После этого Хут достал футбольный мяч. В январе NASA предстояло чествование в перерыве Суперкубка, и головной офис хотел преподнести летавший на шаттле футбольный мяч председателю Национальной футбольной лиги Питу Розеллу. Мяч привезли сдутым, чтобы он занимал меньший объем, но Хут, используя шприц для подачи воды в пакеты с обезвоженной пищей, сумел вкачать в него достаточно воздуха, чтобы мяч приобрел приличную форму, и мы разделились на пары и устроили шикарную игру в невесомости. Как и в случае бейсбола, мы отсняли наш скромный суперкубок. Агентству придется дать нам послабление — ведь секретный характер полета не позволял показать публике что-либо из нашей реальной работы с полезным грузом. Все, что мы имели право показать, — это записи наших игр.

Остальную часть дня мы были поглощены экспериментом по наблюдению Земли из космоса, делая фотографии для геологов, метеорологов и океанографов. Для каждого из нас, однако, было на Земле что-то важное, что хотелось заснять, чего не было в списках ученых… наши родные места. Ни я, ни другие ветераны — Джерри Росс и Хут Гибсон — не имели прежде возможности увидеть из космоса дом, где прошло их детство. Орбиты наших предыдущих кораблей проходили слишком близко к экватору, а вот «Атлантис» пересекал всю Америку.

Альбукерке было найти несложно. Темная, дремлющая зимой флора долины Рио-Гранде отчетливо контрастировала с окружающими пустынями, а западную границу Альбукерке образовывала река. Оставалось определить несколько других ориентиров, чтобы понять, что я приближаюсь к родному городу. Вот уже показались заснеженные вершины Сандийских гор на востоке и одинокая гора Тейлора на западе. Город появился в поле зрения как серое пятно, заполняющее область между рекой и горами. Увидеть отдельные дома или даже районы было невозможно, но я мог примерно определить, где находится дом моего детства. Теперь он уже стоял не на границе города, а скорее в глубине пригородной застройки. Как и остальные города южных штатов, Альбукерке здорово разросся. Тем не менее моя мама все еще жила в том же самом доме, и я мог представить, какое потрясение она бы испытала, увидев, как «Атлантис» проходит в небе над нею. Увы, на это не было шансов: солнце стояло слишком высоко.

Я сделал несколько снимков и после этого прикрепил камеру липучкой к стене. Это был еще один священный момент в моей жизни, и я не хотел отвлекаться на подбор диафрагмы. Я смотрел на колыбель моей мечты стать астронавтом. Не существовало на планете ни одного места, которому я был обязан столькими воспоминаниями. Там, в 240 морских милях подо мной, лежали пустыни, из которых я запускал свои ракеты. А вот Скалистые горы, пленявшие мое воображение своим бесконечным горизонтом. Вот небо, по которому я летал на «сессне», лелея планы стать летчиком-испытателем и астронавтом. Здесь Господь свел нас с Донной. И вот теперь я несся над всем этим на космическом корабле.

Позже мы собрались у окна, чтобы увидеть, как под нами проплывают вечерние огни Хьюстона. Последние лучи заходящего солнца еще освещали «Атлантис», так что мы были видны как яркая звезда любому в городе, кто догадается поднять голову к небу. Мне было интересно, побеспокоился ли кто-нибудь предупредить наших жен, чтобы они посмотрели на нас. Позже я узнал, что Дейв Листма из нашего семейного эскорта сделал это. В тот самый момент, когда я вглядывался вниз, Донна стояла на лужайке возле нашего дома и смотрела вверх на пролетающую над городом звезду. Когда я вернулся, она сказала, что это зрелище ошеломило ее: «Майк, ты можешь себе представить, какое это было чудо? Ты был там, в этой светящейся точке. Мне пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю». Я понимал ее изумление. Каждый миг полета и мне казался сном.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее