Читаем Верхом на ракете полностью

В момент выключения маршевых двигателей я молча поздравил себя с тем, что остался жив. В первый раз за целую, как мне казалось, вечность у меня возникло ощущение, что я все-таки могу прожить достаточно долго, чтобы умереть от естественных причин.

На орбите мы начали работу, большую часть которой мне запрещено описывать. В секретном характере двух моих последних миссий крылся большой соблазн для меня. Я мог бы снискать богатство и славу много большие, чем любой другой астронавт, если бы сказал миру всю правду… что на самом деле в этих таинственных полетах мы встречались с инопланетянами. Учитывая значительную популяцию сторонников теорий заговора, мои заявления было бы невозможно оспорить. «Конечно, под видом секретных военных операций шаттла правительство скрывает контакты с пришельцами», — кричали бы они. Я стал бы их героем, рассказав о том, что они уже давно подозревали. Книги и фильмы принесли бы мне миллионы. Мне бы только понадобилось в телепередаче у Барбары Уолтерс поубедительнее вещать о том, как пришельцы брали у меня пробы спермы и зондировали анус… и выглядеть достаточно измученным, рассказывая это.

Однажды после ухода из NASA я и правда высказался публично о «контактах с инопланетянами». Я сделал это на церемонии отставки Пепе{94}. «Да, мы контактировали с пришельцами, — сказал я той аудитории, — и у нас был с ними секс. Вообще-то это было не так плохо, когда мы привыкли к щупальцам. Конечно, Пепе, как военный моряк, выбрал себе самую уродливую инопланетянку».

Один несекретный эксперимент на «Атлантисе» доставил нам большое удовольствие — с человеческим черепом, заполненным дозиметрами. После возвращения на Землю дозиметры должны были показать точную меру радиации, которая проникает в мозг астронавта.

Чтобы эксперимент не казался слишком ужасающим, голове с помощью пластика придали человеческий вид. Результат, однако, получился более жутким, чем если бы это был просто голый череп. Лицо узкое и мертвенно-бледное, а из задней стенки черепа торчали два болта, как два рога. Казалось, что с нами летает сам Сатана. Однажды во время паузы в работе с полезным грузом я заплыл в спальный мешок и продел руки через отверстия для них, а голову спрятал внутрь. Пепе и Дейв привязали череп сверху, чтобы казалось, что у нашего приятеля есть тело. (Деньги налогоплательщиков в действии.) Они медленно подняли мешок на летную палубу и поместили позади Джона Каспера, который был занят с приборной доской. Обернувшись и обнаружив перед собой это создание, размахивающее руками, он испуганно вскрикнул. Позднее мы зафиксировали нашего Сатану в туалете. Несомненно, оскверненная мною бедная анонимная душа, которая пожертвовала науке свое тело (и череп), поспособствовала тому, чтобы гореть мне в адском пламени еще пару тысячелетий.

В полете STS-36 я в третий раз сумел избежать космической болезни. Возможно, размышлял я, Бог дал мне бесплатный билет в космос, поскольку в начале своей летной карьеры на заднем сиденье F-4 я наблевал столько, что хватило бы на десятерых. Но, какова бы ни была причина, я был рад убрать подальше неиспользованные гигиенические пакеты. А вот Джон Каспер выглядел так, что ему они могут понадобиться, но, возможно, дело было не в укачивании, а в том, что его меню состояло из баклажанов и помидоров. (Шутка.) Диетологи NASA включили их в меню из-за того, что прочие предпочтения Джона (много сливочного печенья, конфет и шоколадного пудинга) не давали ему достаточно магния. Я бы предпочел сжевать порошок для магниевой вспышки. Джон не ел эти малоаппетитные блюда, но уже при виде процесса добавления в них воды меня тошнило. По этой причине или по другой, но Джон почувствовал себя плохо и призвал Дейва Хилмерса вколоть ему фенерган — средство против укачивания. NASA уже почти отчаялось решить эту проблему пластырями и таблетками и перешло на инъекции в промышленных дозах. Я напомнил Джону предостережение на упаковке этого зелья: «Не водить автомобиль, находясь под воздействием этого лекарства». Он ответил: «К счастью, там ничего не сказано насчет управления космическим шаттлом».

Дейв Хилмерс не был врачом. Он лишь играл эту роль в полете. Предполетные тренировки со шприцами состояли из втыкания иглы во фрукты. Мне нужно было лежать при смерти, чтобы я подпустил к себе морпеха с иглой. Я ожидал увидеть кровь — и не разочаровался. Дейв случайно дернул иглу, воткнутую в задницу Джона, и кровь полилась. Цепочка рубиновых «планет» вылетела из раны наружу подобно мыльным пузырям, придав новый смысл понятию воздушно-капельной инфекции. Мы кинулись ловить кровяные шарики тряпками. (Тот опыт обращения со шприцем, вероятно, вдохновил Дейва Хилмерса. После ухода из NASA он окончил медицинскую школу и стал педиатром. Сейчас Дейв практикует в Хьюстоне.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее