Верхом на ракете

Но самая большая перемена во мне за годы в NASA произошла в восприятии женщин. Я узнал, что они — настоящие люди, с мечтами и стремлениями и им нужна возможность проявить себя. И женщины из нашей группы TFNG смогли сделать это. Наблюдение за Рей Седдон, которая на девятом месяце беременности отрабатывала посадки на тренажере шаттла, стало уроком для всех. Ее незапланированная и опасная попытка с помощью манипулятора активировать неисправный спутник[177], которую я наблюдал на экране, тоже была уроком. И вид Джуди, выполняющей свои обязанности в полете 41-D, был уроком. И то, что именно она могла включить спасательный прибор Майкла Смита в том аду, которым была кабина «Челленджера», было уроком. Постоянной демонстрацией профессионализма, мастерства и смелости женщины из группы TFNG заставили Майкла Маллейна вернуться к школьным истинам и изменили его.

Невозможно было сидеть на этом берегу и не думать о «Челленджере». Океан, который шумел у моих ног, с бо́льшим основанием мог называться могилой его экипажа, чем камни с фамилиями на Арлингтонском кладбище. Почему погибли они, а не я? По мере того как 28 января 1986 года отступало дальше в прошлое, этот вопрос все больше и больше занимал мое сознание. В группе TFNG было 20 человек с одинаковой должностью — специалист полета. Погиб один из семи. Любой из нас мог оказаться на «Челленджере». Почему же атомы не моего тела выносил на берег океанский прибой? Это был вопрос, который всегда задают выжившие и на который нет ответа: солдат, у которого на глазах сосед принял пулю, пожарный, который видит, как обрушился дом на его команду, пассажир, который не успел на пересадку, и самолет разбился без него. По какой-то причине, известной только Богу, всем нам дали вторую жизнь.

И куда же мне идти с билетом во вторую жизнь? Я все еще не знал этого. Мне предстояло искать новую работу. У меня не было тяги ни к чему в гражданском мире. Передо мной была та же реальность, что и перед каждым астронавтом, вышедшим в отставку: реальность, в которой мы достигли пика своих жизней. Мы пытались нащупать следующую ступеньку лестницы жизни — наверху, а ее просто не было. Что еще может сделать человек, который летал на ракете? Что бы это ни было, нам придется спуститься по этой лестнице. И неважно, сколько мы заработаем денег в новой жизни и чем прославимся, мы уже никогда не будем основным экипажем. Мы никогда не услышим грохота запускающихся двигателей, не почувствуем перегрузки и не увидим, как впереди чернеет небо, превращаясь в космос. Теперь мы навсегда — земляне. Это была отрезвляющая мысль, но я знал, что смогу привыкнуть. Я найду себе достойное занятие. Если отец и мать чему-то и научили меня, так это тому, что на Земле есть множество горизонтов, за которые мне еще предстоит заглянуть.

Я сделал последний глоток пива и встал с песка. Обернувшись, я увидел ксеноновое сияние над «Колумбией». На фоне черных пальм просоленный воздух светился белым светом. Она ожидала свой основной экипаж. Я завидовал им до чертиков.

Эпилог

В жизни после MECO я обнаружил неожиданные для себя перспективы — я стал профессиональным спикером. С учетом моих первых приключений на подиумах Америки могло показаться, что это неизбежно приведет к катастрофе, но я научился сдерживать свои наклонности с Планеты ЗР и имитировать нормальность. С микрофоном в руке я — модель политической корректности. Хут никогда не узнал бы меня. Я выдаю вдохновляющие, мотивирующие и юмористические программы на темы командной работы и лидерства. По этой теме я узнал в NASA много хорошего, плохого и безобразного.

Эта книга стала еще одним горизонтом, к которому я пустился в плавание. В моей душе всегда был тайный уголок, где мерцал огонек литературного творчества. В средней школе я любил, когда учителя задавали мне семестровую работу, — но держал это в тайне, понимая, что одноклассники убьют меня, если узнают об этом. Иногда моя проза была не к месту, как в случае, когда в докладе для ярмарки научных проектов учащихся я посвятил целый абзац прекрасному закату, на фоне которого запускал свои самодельные ракеты. Мои юные собратья по науке осмеяли меня за это. Конечно, самолюбие сыграло свою роль в моем литературном проекте — я хотел рассказать свою историю. Но у меня были и благородные цели. Я хотел, чтобы мир узнал о радостях и страхах, которые испытывают астронавты и их жены. Я знаю, что и другие авторы-астронавты пытались донести эти же вопросы до читателя, и, без сомнения, многие попытаются сделать это в будущем. Я старался сделать все, что в моих силах. Наконец, я хотел немного рассказать миру о маме и папе. Герои, подобные им, встречаются редко, они заслужили некоторую долю бессмертия — пусть и в пределах книжного переплета.