Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

– А как иначе? Если бы мы у Гитлера и Риббентропа ничего за наш нейтралитет не потребовали, они бы нас уважать перестали. Перестали бы видеть в нас серьезных переговорщиков. Мол, что ни попросишь, то русские дадут и сделают. За просто так. Это было бы неосмотрительно. Фашистов в тонусе нужно держать, демонстрировать нашу твердость и непреклонность. И о своих интересах заботиться. Те польские области, что перешли к нам, мы, конечно, приведем в порядок. Людишек построим, объясним, проведем воспитательную работу. Но от немцев брать больше никого не будем.

– Я как раз об этом, – забеспокоился Молотов. – Они же всех своих граждан и фольксдойче к себе забрали, а мы – почти никого.

– И правильно. Ты в корень смотри. У них этих граждан тысяч сто с гаком. Только и всего. А к нам из генерал-губернаторства сколько могло переехать? Миллиона два.

– И всех немцы готовы были выпустить, – с некоторой растерянностью в голосе пробормотал Молотов.

– Верно. Хотели. Очень хотели. Знаешь почему? – Не дожидаясь ответа Вячеслава Михайловича, Сталин ответил сам: – Чтобы создавать нам трудности. Провоцировать неустойчивость нашего общества. Обострять внутренние конфликты. Разве это наша задача? Наша задача…

– То же самое у них делать! – обрадованно воскликнул Молотов. – Обострять и провоцировать. Пусть это будет их проблема, а не наша. Пусть их ослабляет, а не нас.

– Теперь в корень зришь. Правильно рассуждаешь. – Сталин осклабился и довольно потер руки. – Не напрасно столько лет правительством руководишь. Хвалю.

– Но вот… – Вячеслав Михайлович дрожал от холода, стремился в тепло. Хорошо было бы завершить дискуссию с вождем. Однако имелся один вопрос, который он не мог не задать.

– Что – «вот»? – Сталин пристально взглянул на собеседника.

– Я о евреях. Это особый случай, Коба. Одно дело русские, украинцы и белорусы, русины, скажем… Они у немцев выживут. Особенно украинцы. А евреев убивают. Всех. Разве их не нужно спасти? К нам просятся.

– Это жена тебя настропалила[45]. – Сталин с досадой крякнул. – Своими мозгами думать надо. Как фашисты к евреям относятся, я знаю. Освободиться от них хотят. К нам перекинуть. Чтобы не им, а нам проблемы создавали. И что, нам навстречу идти? Себе в ущерб? Я не антисемит, Кувалдос. Товарищей по национальности не делю. Делю по преданности, верности коммунистической идее, родине. Не важно, еврей он, мордвин или татарин. Главное, чтобы дело делал. И не изменял идеалам. Когда вижу Лазаря или Льва[46], не думаю, что передо мной евреи. Думаю, что это люди, на которых можно положиться. Понял?

– Понял, конечно, понял, Коба. – Молотов заерзал в шезлонге, пытаясь таким образом немного согреться.

– Но со всем еврейским народом сложнее. У нас родина советская, социалистическая, а они себе родину еще окончательно не выбрали. Приедут они к нам, миллионов пять, а может, и шесть, что с ними прикажешь делать? Всех в Биробиджан не отправишь. Как себя поведут? Это же умный народ. Способный. Возможно, даже самый способный. И что тогда русским останется? Учиться у них? Они уже поруководили нами после революции. Хочешь вернуть это время?

Молотова дрожь пробила. Он мгновенно сообразил, что Сталин имеет в виду Троцкого, и поспешно выкрикнул:

– Никогда, Коба! Ни за что!

– То-то… – примирительно проворчал Сталин. – Пусть эту проблему фашисты расхлебывают. Пусть она Гитлера напрягает. Это ему не на пользу. Это та проблема, которая будет подтачивать его режим. Что бы там ни было написано в твоих бумажонках, – Сталин ткнул рукой в сторону портфеля, – немцы нам не друзья. Нам их могущество ни к чему. Чтобы подорвать его, все средства хороши. Многим можно пожертвовать. И многими.

«Еврейское счастье»

С эвакуацией меньше всего повезло евреям. Они даже не упоминались в советско-германском соглашении, речь шла об украинцах, белорусах, русских и русинах, и только. Между тем уже тогда не вызывало сомнений, что именно евреи являются главным объектом преследований со стороны нацистов, именно они составляли основную часть беженцев, которые безуспешно пытались перейти на советскую сторону.

17 октября 1939 года Твардовски докладывал в Берлин о позиции советских представителей комиссии, которые заявляли, что «заинтересованы в переселении только украинского и белорусского пролетариата и широких масс, а не богатеев и евреев». 21 октября 1939 года по итогам первого дня заседания смешанной комиссии представители немецкой делегации сделали вывод, что «советскую делегацию не интересует судьба евреев»{345}.