Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Не совсем типичный пример для советской дипломатической службы (особенно после вала репрессий конца 1930-х годов), когда сотрудник, даже такой как генконсул, высказывает свое мнение, не дожидаясь инструкции из Центра. Обращает на себя внимание и то, что Коптелов заступался не только за «социально-этнически близких» украинцев, белорусов и русских, но также за поляков и евреев. Подобное расхождение с линией руководства было чревато неприятностями. Со всей очевидностью Коптелов был человеком порядочным, совестливым и старался выполнять свои консульские обязанности, которые предполагали заботу о соотечественниках.

О желающих переехать на постоянное жительство в СССР сообщало и полпредство в Берлине. Впрочем, без категоричных выводов и рекомендаций:

По данным консульского отдела за время с 1-го октября по 20-е ноября обращалось по вопросу гражданства и въезда лично 278 человек, имевших ранее польское гражданство и урожденцы [так в шифртелеграмме] бывшей Польши. Из них 221 человек украинцев и 57 белорусов. Поступили ходатайства на въезд от украинцев 39 человек и белорусов 13 человек. Кроме того поступили письменные запросы приблизительно от 650 человек. Подавляющее большинство обращавшихся являются урожденцами Западной Украины и Западной Белоруссии. Выехавших за границу в связи с германо-польской войной единицы. По некоторым данным претендуют на въезд 1500 семей евреев бывших польских граждан и без гражданства, урожденных в этих областях, имеющих там родственников и имущественные интересы{336}.

Это была только верхушка айсберга. Количество желающих уехать в СССР было значительно больше, с каждым днем в советские загранучреждения в Германии поступали все новые заявления. Было отчего «схватиться за голову», ведь массовый приток иммигрантов в СССР не входил в планы советского правительства. Показательна резолюция Молотова на этой шифртелеграмме полпредства: «Т. Потемкину. Боюсь, что мы дали повод раздувать без смысла это дело»{337}.

Приходилось рассматривать заявления и граждан Западной Украины и Белоруссии, чьи родственники находились на службе в польской армии и остались на германской территории. Приведем одно из таких заявлений, адресованное маршалу Ворошилову и датированное 4 ноября 1939 года (стиль, орфография и пунктуация сохранены):

Узнали мы от возвращающихся пленников, что германское командование задерживает пленников бывшей польской армии, отправляя их на принудительные работы в разные места, причем пленники находятся в оплаканном виде, особенно издеваются немцы над пленниками евреями. Как граждане Западной Белоруссии города Пинска, во имя 22-й годовщины Октябрьской революции и Советской власти – освободительницы угнетенных народов, – апеллируем до вас как вождей победоносной Красной армии, горячо просят интернировать[44] у германского командования об освобождении наших детей, отцов, мужей, братьев, терпящих в плену голод и холод. От имени нескольких сот семейств – Клемпнер Сора Малка, Плотник Бенцион, Гелер и Готлиб {338}.

На обращении Ворошилов поставил резолюцию: «Т. Молотову. Для принятия по линии НКИД. Инф[ормация] направлена»{339}.

Маловероятно, что эта просьба была услышана. Проблема заключалась не в германской стороне, которая действительно удерживала военнопленных, но не возражала против их передачи советской стороне. Что характерно, речь шла не только о евреях, но и о 50 тысячах украинцев и белорусов – бывших военнослужащих польской армии. Молотов без всякого энтузиазма отреагировал на соответствующее предложение Шуленбурга{340}.