Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

В чем причина подобного подхода? Официально советская власть осуждала антисемитизм, причем делала это жестко, в крайне резкой форме. 12 января 1931 года, отвечая на вопрос «Еврейского телеграфного агентства из Америки», Сталин назвал антисемитизм «крайней формой расового шовинизма» и «наиболее опасным пережитком каннибализма». Отметив, что коммунисты, как последовательные интернационалисты, «не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма», вождь обещал карать «активных антисемитов» по законам СССР смертной казнью{346}.

Однако за все время существования Советского Союза не было известно ни одного случая смертной казни за антисемитизм. К антисемитам традиционно относились с пониманием. Зато в эпоху борьбы с «космополитизмом» евреев фактически казнили за то, что они евреи (разумеется, под другими предлогами).

Вместе с тем нельзя исключать, что в 1931 году Сталин высказывался достаточно искренне, другое дело, что он с легкостью менял свои подходы в зависимости от политической конъюнктуры и государственных интересов, которые определял он же. Показательно свидетельство генерала Владислава Андерса, который в августе 1941 года был освобожден из тюрьмы и стал командующим польской армией в СССР. Еврейская тема была ему небезразлична, как любому поляку и русскому, и он составил свое мнение об уровне антисемитизма в Советском Союзе: «Оказавшись на свободе, я убедился по различным рассказам и даже просто по анекдотам, как сильно антисемитизм укоренился в Советской России. Грузин Сталин манипулировал антисемитскими настроениями не хуже, чем это делал немец Плеве[47] при царе, а может и лучше»{347}.

Андерс помнил, как пренебрежительно Сталин отозвался о евреях во время советско-польских переговоров в декабре 1941 года. Советский вождь и не подумал осадить поляков – премьер-министра Владислава Сикорского и самого Андерса, – когда те упражнялись в антисемитских высказываниях, заявляя, что в военном деле на евреев рассчитывать нечего и в польскую армию они вступают, только чтобы «прокормиться». Со своей стороны Сталин добавил, что евреи – плохие вояки{348}.

Андерсу было хорошо известно, что евреи, подвергавшиеся в довоенной Польше чудовищной дискриминации, в сентябре 1939 года встречали солдат Красной армии как освободителей. Тем большее удивление у этого представителя польской военно-политической элиты вызвало то, что отношение к евреям, этим вечным изгнанникам и странникам, которые не могли найти себе пристанище в мире, в стране победившего социализма оказалось не однозначно положительным.

В течение 1930-х годов оно неуклонно менялось к худшему. По мере того как руководство СССР все больше ориентировалось не на всемирную революцию, а на укрепление социалистического государства, наследника и продолжателя Российской империи, принцип интернационализма становился условным и призрачным. Одновременно усиливался антисемитизм.

Персонаж книги «Золотой теленок» журналист Паламидов говорил, что в Советском Союзе нет еврейского вопроса. Однако он выдавал желаемое за действительное. Никуда этот «вопрос» не делся.

Иногда обращают внимание на ту видную роль, которую евреи сыграли в революции 1917 года и в Гражданской войне: это, дескать, способствовало подъему антисемитизма. Красная армия повиновалась еврею Троцкому, в высшем комсоставе было немало евреев, евреи заняли высшие посты во многих советских ведомствах, включая органы ВЧК/ГПУ/ОГПУ/НКВД. Красный террор, который практиковался чекистами, не прибавлял популярности самим чекистам, а значит, и евреям, которые служили в их рядах. Коммунисты, призывавшие отречься от старого мира, безжалостно уничтожали традиционное русское общество с его древней историей. Это тоже ставилось в вину евреям.

В 1922 году по этому поводу высказался Максим Горький, который поделился своими мыслями с еврейским писателем Шоломом Ашем. Запись этой беседы была опубликована в нью-йоркских газетах «Форвертс» и «Дер Тор». Ее тут же перевели в НКИД. Кое-что процитируем: