Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вчера слух о том, что в Париже достигнуто определение восточных границ Польши сообразно с пожеланиями русских. Может идти вопрос лишь о Белостоке и Холмской Руси. Говорят, в последнее время поляки начали говорить о вопросе польско-русск[ой] границы как о вопросе междунар[одном]. В Лондоне должна заседать ком[иссия] по русским делам (осколок Верс[альской] конференции). Никто ничего об этом не знает. Та же неосведомленность, как и раньше.

Н.Н. Черненков здесь в черном теле. Собирается на юг. В кооперативах стоит во главе аграрн[ой] ком[иссии]. Его идея, что пока сохранится помещичье землевладение – язва в рус[ском] государстве будет все расти. Это вопрос для него чисто политический. С этой стороны он критикует и аграрный проект.

Ужасна и потрясла всех история с де Метцами. Жена, ехавшая к дочери в Крым, заболевшей (при свад[ебном] путеш[ествии] и отдыхе после социалист[ического] застенка) и попавшей в Кисловодск, но там заболевшей сыпным тифом, заболела в вагоне у нас брюшным тифом. Муж свез ее вчера в клинику, а тут дня 3 назад похоронили его сына-офицера от сыпного тифа... Ужасы кругом, среди общего ужаса.

Говорят, с Н. И. Андрусовым удар. Понемногу уходят товарищи академики. Кого застану в живых, если доживу до возрождения жизни?

В общем, настроение здесь, несмотря на неудачи, бодрое. Ожидают скорого перелома под Харьковом. За Киев не беспокоятся, считая его положение прочным.

Вечером у Астрова заседание ЦК [к.-д.]. Впервые после переворота увидел Степанова, Велихова, Мануйлова. Комитет довольно многолюдный и интересный.

27.ХI/[10.ХП.1]919

Несколько дней не записывал в суете, в т.ч. и о заседании ЦК, очень интересном, в виду вопрос о внешней политики, там поднятых. Очень смущает рост германофильских настроений, основанных на очень фантастических представлениях. Русское общество все представляет Германию сильную, а не Германию униженную, побежденную, ослабленную междоусобием. Несомненно, Германия, как и Россия, в будущем подымется – но сейчас строить все расчеты на Германию безумно. Русское общество в том отчаянном настроении, в каком оно находится, цепляется за соломинку и живет фикциями.

Вчера утром заходил к Васил[енко]. Все еще в вагоне, больной. Как всегда, вагон ставят в ужасное в гигиеническом отношении место. Васил[енко] удалось устроить вместе со Ст. Прок. [Тимошенко] у Петра Иван. Рудченко в М[инистерстве] фин[ансов]. Ужасающее впечатление министерств – переполненных чиновниками, необычайно мало продуктивных. Все заботы чиновников направлены на получение хлеба, продуктов и т. п. Подобно тому как это было при большевиках, происходит гипертрофия бюрократ[ического] аппарата, его кормежка. Как весь транспорт везет уголь гл[авным] обр[азом] для себя, так для себя гл[авным] обр[азом] работает и бюрократический аппарат.

С Академией выясняется, что постановление 18.IX нигде не зарегистрировано: в заседании не было секретаря и никто не вел журнал! Его не могли найти ни в отделе законов, ни в канцелярии Особ[ого] сов[ещания]. Пав. Ив. [Новгородцев] подтверждает, что это так. В то же самое время в отд[еле] законов затерялись представления М. Н. Пр. о Вр[еменном] ком[итете] Академии и денежных ассигнованиях. С Рудченко сговорились о способах новых ассигнований.

Рудч[енко] рассказывал о новых проявлениях политики М. Н. Пр.: просили 21 мил[лион] на помощь частным русск[им] учебн[ым] завед[ениям] на Укр[аине], причем всем без разбору по спискам 1916 года, ввиду того, что украинские учебн[ые] заведения получают деньги от кооперации и могут принимать дешевле учеников. Этот законопроект провалился в фин[ансовой] Ком[иссии], т.к. было указано на противоречие его с декларацией Деникина и невозможность госуд[арственной] помощи учебным заведениям только по принципу русск[ого] яз[ыка], а не постановки преподавания.

Малинин решительно стал на точку зрения политики. Оболенский рассказывал ряд фактов из крымск[их] впечатлений: против татарск[ой] семин[арии], сыск над учителями, замешанными в большевизме, без замены их другими.

Мне кажется, сейчас ясно потерпела фиаско политика в украинск[ом] вопр[осе]:

1) Помощь коопер[ации] и самодеятельность укр[аинской] обще[ественности] и народа.

2) Получается школа, лучше поставленная в смысле идейн[ом] – не «казенщина», а идет на почве борьбы за укр[аинскую] школу, организация народа и привычна к проявлению активности. Последнее было и раньше.

3) Государство выпускает из своих рук важнейшее дело и фактически передает его в руки силы в данном случае. Несомненно, с точки зрения педагогической лучше своб[одная] школа, но с государств[енной] – иной [подход].

4) Единство государств[енного] образования создается не единством языка, а единством системы и основных черт организации школы.

5) Сейчас идет т[ак] наз[ываемое] восстановление школы, в общем возвращение к прежней безобразной школе. С ней – на осн[ове] принципов Деник[ина] может свободно и с великим успехом конкурировать укр[аинская] шк[ола].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное