Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Утром у К. Н. Соколова. С ним выяснял вопрос об Акад[емии] н[аук] и двинул его. Сговорился иметь отдельный разговор об автономных областях. Проследил в министерстве, что законопроект прошел. Должно пойти, в 1-ое заседание Особ[ого] сов[ещания].

Приехал Георгий Старицкий, очень нервный и в очень тяжелом настроении. Несомненно, здесь относятся безразлично ко всем этим людям, которые, взяв на себя тяжелую судьбу, рискуют не только своей жизнью, но и жизнью своей семьи. Соколов в разговоре со мной выражал удивление, что такое количество людей бежит из городов при приближении большевиков. Он не понимает, что такое значит Чрезвычайка и каковы ее действия.

Разговор с Тырковой-Уильямс и Струве. С Ар[иадной] Владимировной разговор не клеится, и мне кажется, что она узко доктринерски смотрит на жизнь. Со Струве о большевизме: он отрицает какую бы то ни было работу большевиков для научных задач. Для Тырковой научные издания, выпущенные при большевиках,— «большевистские»!

Как все быстро меняется! Киев – Харьков – Полтава опять большевистские, и я очутился в какой-то новой окраине. Куда ехать: Крым или Ростов? И чем жить?

3/16.XII.[1]919

Вчера был y меня Арнольди, и совершенно неожиданно выяснилась возможность принять участие в организации широких исследований Азовского моря и Кубани32. М[ожет] б[ыть], и Дона. Арнольди хотел, чтобы я стал во главе – условились, что мы ведем работу вместе. Для меня эта работа чрезвычайно интересна в связи с живым веществом. Сама судьба дает в мои руки возможность приложить проверку моих выкладок в широком масштабе. Я сейчас полон всяких планов организации, если это дело удастся. Удивительно, как странно складывается моя научная работа. Сейчас все глубже вдумываюсь в вопросы автотрофности организмов, и автотрофности человечества в частности. Здесь в автотрофности одна из загадок жизни. Стоит перед мыслью красивый образ Кювье о «жизненном вихре» (torbillon vital) (Отражение картезианства)? – о его причине33. Надо идти смело в новую область, не боясь того, что уже в мои годы кажется это поздним. Жизнь – миг, и я, живя мыслью, странным образом живу чем-то вечным. Вчера увлекся и у Саши Зарудного излагая свои идеи. Некоторые мысли о смерти в новой постановке не решаюсь высказывать и логически выявить для себя. Есть какое-то особое состояние духа, когда охвачен не высказанной в логических формах идеей. Это чувство не удовольствие – это слово не подходит – но какое-то нежеление выходить из этого состояния, ибо всегда логический образ ограничит то, что охватывает человека.

9/22.XII.[1]919

Долго не писал. За эти дни горизонт омрачился. Возможность взятия Ростова стала конкретной, и углубилось настроение непрочности положения ДА. Что будет, если большевики победят: временный дележ России? Гибель многих из интеллигенции? Восстание извнутри? Совершенно теряешься и никак не можешь охватить положение. Так или иначе ясно, что сила большев[истской] армии больше, чем думали добровольцы. Они шли наобум. Неужели создана действительно армия, или она является силой только по отношению к теперешней добровольческой? Опять характерна неразумная политика ДА: почти прекратился поток офицерства из Совдепии – их здесь судят. Кадровое офицерство и Генер[альный] штаб служат верой и правдой Советам...34

Утром в ред[акции] «Приаз[овского] края»; хотелось поместить статью «Научные задачи момента» 35. Согласны через несколько дней. Или ее и «Судьба Угор[ской] Руси» (2-ой раз – первую потеряли) – в «Дон[скую] речь». Обещают послезавтра. Так или иначе мои статьи читают – в прессе возражают, и слышу частные отзывы...

Встретил В. М. Арнольди. С ним разговор о моем вчерашнем докладе в Общ[естве] естеств[оиспытателей] – О знач[ении] изуч[ения] жив[ого] вещ[ества] в геохимии36. Говорили о неудобстве того, что после сообщения не было прений, т.к. это не в обычаях Об[щества] ест[ествоиспытателей] на общих собраниях. Между тем для меня были как раз важны прения. Судя по разговорам, не напрасно сделал доклад.

В редакции «Д[онской] р[ечи]» встретил Мак[лакова] – с ним разговор об аграрн[ой] реф[орме] в связи с предложением Шиллинга, которое обратило на себя большое внимание. Мне кажется, Мак[лаков] все-таки не учитывает политического значения этого акта. Он говорит, что следствием меры Шиллинга будет полное уничтожение частновлад[ельческих] хоз[яйств], а между тем это с госуд[арственной] точки зрения вредно. Готов идти на огромные поправки к законопр[оекту], низведение до min[imum’а] (1\2 года вместо 2-х лет) периода добров[ольных] сделок и право арендаторов (= захватчиков) преимущ[ественно] покупки. Но из всех прений по агр[арной] реф[орме| (вчера в ЦК) ясно, что для многих сейчас это вопрос исключительно политический. Я не могу себе представить весеннего наступления ДА, если не будет аграрн[ого] закон[одательства]. Мне представляется одесский проект имеющим значение, т. к. он сразу ставит государство между частным владельцем земли и закладывающим. Что-то вроде этого надо провести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное