Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Вчера и П.Ив. [Новгородцев] признавал, что в случае победы Врангель будет настоящим правителем. Он требует удаления ставки из Таганрога, находя невозможным близкое соприкосновение двух штабов: будут интриги и т. д. Ясно, что наступает быстрее, чем думалось то, что ждали: если Вр[ангель] но удержит – катастрофа. Если удержит – начало гибели большевизма?

Последнее начинает мне казаться все сомнительнее. Захват ими Азии и поднятие желтых рас и воинственных арийцев другой культуры, вроде Афганистана, указывает на такой захват исторического процесса, который так легко не заканчивается. А наряду с этим глубокое проникновение в социальный строй и настроение народн[ых] масс в Европе и России. Рассказывают, что в большевистских [областях] страшно поднимается во внешних формах жизн и почет генералам и офицерам и их семьям, пока они верно служат. Армия стала в центре жизни. И это может указывать на будущую их победу.

На почте послал Наташе 2000 р. (50 р. перес[ылка] ) в Кореиз, Аде [Корнилову] в Кисловодск бандероль – книгу Милюкова38. А сам я эту книгу так и не прочел, перелистал, не хочется читать о недавнем прошлом.

Вышла «Д[онецкая] р[ечь]» с моей статьей: «Научн[ые] задачи момента». Жизнь уже прошла вперед от тех задач, которые она ставит. Но мне кажется, как возбуждение внимания к этим явлениям она не потеряла интереса минуты. С Пятницким, к которому относил книгу для передачи Д. Г. Ивановскому,— о проф[ессорских] собраниях, которые идут. Кажутся во многом напрасными подымаемые вопросы.

Встретил Н. И. Палиенко. Совсем выбит из колеи. Куда деваться? Ехать в Туапсе боится.

В банке взял последние 9925 р. по онкольн[ому] счету (Рост[овский] торг[овый] банк, текущ[ий] счет под обеспеч[ение] векселей). Встретил там Нюсю Герценштейн (Левицкую), перенесла тиф, осунулась, подурнела. Так как-то ее жизнь не дала ничего... Все ищет работы. Думает ехать в Батум. Ее задача – научно-практич[еское] творческое дело – а его создать можно только в нормальных условиях. Их нет с 1914. И сколько таких!

У Соф. Влад. Паниной. С ней о пансионе Левашовой. Ксидо ее двоюр[одная] сестра. Брак по расчету; муж более молодой на много лет. Супруги Ксидо в денежном отпошении тяжелые. Разговор, как всегда, очень милый. Она мне напоминает дорогую мне Анас. Серг. [Петрункевич]. Статья Рысса в «Д[онской] р[ечи]» об ориентации к Германии39, по-видимому, производит впеч[атление]. С С.Вл. об Угор[ской] Руси, об отъезде за границу для научн[ой] работы. Еще пока она остается здесь. Потом и П. И. [Новгородцев], и С. Вл. поговаривают о поездке в Крым.

Нюся Герценштейн передает настроение англичан как желающих уехать и бросить все. Все Таганрог[ское] имущ[ество] (нa многие миллионы) оставляют правительству. Маркуша Любощинский с женой в Севастополе.

Заходил, но ненадолго в ред[акцию] «Вел[икой] Рос[сии]» – видеть Сережу 40. Внешний разговор. Сережа похудел и побледнел.

На вокзале. Путаница. Никто ничего не знает. Поезда нет. Позже Ст. Пр. Тимошенко в М[инистерстве] п[утей] сообщений мне гарантировал поездку в первом служеб[ном] вагоне. Можно, как при большевиках, человечески существовать и двигаться лишь при больших связях или больших деньгах.

Заходила Ирина [Старынкевич]. Принесла известие об отъезде Наташи и от моей Нинули грустное письмо. Нельзя ее судьбу связывать с собой! Но с другой стороны, она связана и глубокой привязанностью. Ее не разорвать. Элемент страдания в самом чувстве.

Обед у Минцев (она урожд[енная] Бернацк[ая]) с Тимош[енко]. Живой разговор. Гл[авным] обр[азом] о загранице. Ст. Прок.[Тимошенко] получил от Вильямса по моей рекомендации рекомендат[ельное] письмо к англ[ийскому] консулу и в восторге. С ним разговор о его поездке. Мне жалко, если он там – при ничтожных средствах – будет тратить время для борьбы за хлеб. Но только там он может научно работать. Как бы и я хотел иметь возможность уехать. В славянские земли?

За чаем у Ник. Прок. [Василенко] – я, Ст. Прок. [Тимошенко]. Разговор дружеский и милый. О научн[ой] работе, прошлом, будущем. Историки не предвидят. Воспоминание о Федоре Ольденбурге. Ст. Пр. [Тимошенко] настаивает, чтобы я писал мемуары41. А я так мало помню. Пав.Ив. [Новгородцев] считает, что укр[аинский] вопр[ос] в ЦК в воскресенье будет поднят из-за почтения к нему, но сейчас реальный интерес вне. С. Вл. [Панина] считает, что и без меня (как думаю и я) надо Н.Пр. [Василенко] и Имшен[ецкому] поднять. Надо поднять и ориентацию. Я думаю, здесь надо с точки зрения выяснения сноситься хотя бы с чертом и с немцами. Но едва ли в ближайшее время можно достигнуть союза и ожидать помощи. Завтра с Н.Пр. [Василенко] пойдем к Антонову, приехавшему из Германии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное