Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Хотят занять Мурман, Архангельск и еще третий пункт. Очень интересный доклад Зиньковского, производит сильное впечатление – глубокого и практически умного человека. Вероятно, Шептицкий будет ун[иатским] митр[ополитом] Киева... В оккупированные] области Украины австрийцами не могут вернуться православные священники, а идет яростная пропаганда унии 124. В Холмской губ. католичество. Бороться, очевидно, трудно, т. к. интеллигенция не понимает явления, а народ – по невежеству, и в церковн[ом] отношении все столь же неясно, как в большевизме. Малое знакомство и интерес к церкви сказались в трудности создания из членов к.-д. церковной комиссии, возникшей по моей инициативе после неудачной революции на съезде. Утверждение Антония будет практически предоставлено Всеукр[аинскому] церков[ному] соб[ору]. Конструкции Собора очень плохая 125.

Сегодня утром заходил Бор. Дм. Плетнев. Интересные указания из Москвы. Мануйлов одобряет политику Василенко, Новгор[одцева] и Ман[дельштама] «немецкой ориентации». В сущности, дряблость в Москве, нет сил, нет подъема. Создание государственности на Украйне признается и Струве.

Разговор с Ор. Иван. Левицким, к которому заходил. Очень напирает на приглашении Иконникова и Перетца 126. Последнего я бы не хотел, но боюсь, его мне навяжут. Левицкому и я, и Вас[иленко] откровенно изложили план.

Разговор с Ал. Грушевским. Он все время пытался доказывать необходимость превращения Укр[аинского] Наукового Тов[ариства] в Киеве в Академию наук. И ему очень определенно – но менее ставя точки над i – развил то же, что Лев[ицкому]. Думаю, что предстоит борьба. Поймут ли они необходимость или нет? Или узко шовинистические интересы превозмогут? Нужно найти опору в натуралистах.

Очень труден выбор, т. к., по-видимому, тут много самолюбий и стремления к почестям – а назначение в эту комиссию как бы смешивается с назначением в Ак[адемию] н[аук]. М[ожет] б[ыть], многие учитывают и это? Вас[иленко] настаивает на Б. Кистяковском.

Вчера мы отложили вопрос о выходе мин[истров] из партии, поднятый здешними к.-д. студенческими кружкамин Черниговским ком[итетом]. Удивительное непонимание положения. В такую минуту нельзя выбирать и выжидать – надо брать то, что дается для воссоздания порядка, культурной работы и организации власти, принципиально не враждебной России. Иначе работаешь над неизвестным, и в конце концов легко можно потерять все. В истории мы не раз видели такие примеры (напр[имер], потеря французами Америки. Отчасти и нами).

5.VI/[1]918

Вчера был в Университетской библиотеке. Нe застал Кордта. Не нашел и некоторых нужных книг, не распакованы 127.

Приехал сюда М. В. Шик. Очень рад был его видеть. Он почти столько же расспрашивал, сколько и рассказывал о Моск[овской] жизни. Ясно, что сил свалить большев[истскую] власть нет, но она крайне непрочна. Союзники наделали массу ошибок. Их знание России ничтожно, информация плохая. Информатор у франц[узов] в Москве – синдикалист Френсис, ограниченный человек и наделал массу ошибок. После Бьюкенена остался какой-то серый англичанин; по словам Васил[енко], и на Укр[аине] союзники делали ошибку за ошибкой. Теперь, очевидно, там поворот – но далеко не ясно, насколько прочно. Доверия к союзникам нет.

6.VI.[1]918, вечер

Сегодня утром у Н.Пр. Вас[иленко]. Собрался выйти вместе с ним, когда раздался сперва страшный взрыв, задрожал весь дом, потом посыпались окна. Началась пальба, взрывы и стоял гул. Все изнервничались, возбудились. Выяснилось, где взрыв, позже. Вечером у Вас[иленко] же видел пострадавших. Какой ужас и сколько жертв. По-видимому, не случайный взрыв. Против немцев? Большевики? Так или иначе, это ложится на эту новую власть 128.

Вас[иленко] рассказывал свой разговор с гетманом, который сказал ему, что у него была депутация о необходимости создания Ак[адемии] н[аук]. Вас[иленко] сказал ему, что уже делается и что я стою во главе. Тот очень удивился, просил при случае к нему приехать поговорить и обещал всякую поддержку. В[асиленко] рассказывал интересный разговор с Форгачем, который он имел несколько дней назад, когда отдавал ему визит. Ф[оргач] спрашивал, как он мыслит будущее – В[аcиленко] ответил, что сейчас все на старание воссоздать государство, а будущее зависит от многих условий и конъюнктур, которые нельзя учесть. Ф[оргач] расспрашивал о языке преподавания, о том, что к нему многие украинцы приходят и жалуются на русификацию и т.п. Он говорил, что вообще замечает, что после 40 лет здесь никто не говорит по-украински.

С Вас[иленко] разговор о делах Ак[адемии] — вызове Крымского, Палладине, Сумцове, Багалее. В ком[иссии] по уч[еным] учреждениям и в[ысшей] шк[оле] – Лучицкий, Спекторский, Кистяк[овский].

Встретил А. Груш[евского]. С ним разговор об Акад[емии]. Говорит, что М. С. Грушевский хочет со мной переговорить. Сговорился завтра. Все указывает на необходимость использовать киевские силы. По-видимому, быстрое решение вопроса об Акад[емии] нарушает какие-то планы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное