Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Утром заносил Михайлову письмо для Ив. Ил. [Петрункевича]. Не застал. В М[инистерстве] н[ародного] пр[освещения] с Модз[алевским] и Вас[иленко]. Был у гетмана. Генерал свитский, не вполне разобравшийся в положении и недостаточно образованный, но, очевидно, очень неглупый и с характером, по крайней мере в смысле желания. Разговор об Акад[емии] н[аук], большая неосведомленность. Широкий законопроект – малые траты на первый год. Я ему доказывал, что и малые – будут относительно малыми. Жаловался на искажение укр[аинского] яз[ыка] —необходима для этого Акад[емия] (не это ли ему толковали украинцы?). Я указывал на другие задачи, необходимость вызвать Волкова и Крымского. Обещал всякое содействие – позже Вас[иленко] говорил, что он очень хорошо отзывался ему об этом разговоре. Между прочим, он вспоминал разговорыв Крыму с Николаем II о науке, уважения и признания значения которой Н[иколай II] в интимных беседах не чувствовал.

В газетах – и слухах – известия о «смотре укр[аинских] сил – созвании конгресса». Вас[иленко] допускает coup d’état и кабинет шовинистический. На гетмана наседают денутации ежедневно, требующие украинизации и т.п.140, но Вас[иленко] думает, что после такого шовинистич[еского] министерства будет стремление к унитарной России.

Не застал Спектор[ского], Кистяк[овского], В. Лучицк[ого]. Видел Гинзбурга, Мокринского (едет в Петр[оград]). Разговор с Кордтом – аккуратный немец, добросовестный и идеалистически преданный делу. Это те люди, жизнь которых гармонирует с великой средой большой библиотеки – связь с вечностью и атмосферой общечеловеческой культуры. С ним разговор о нац[иональной] библиотеке, и дал ему задание 141.

Создав законопроект о национальной библ[иотеке] при Академии, необходимо одновременно образовать Временную комиссию для организации Библиотеки (выбор места, покупка книг, организация общего каталога киевских ученых библиотек, срок ее работы).

Читал Грушевского (кончил VI т.), Walther, отдельные статьи Орреnhеnеr’а «Наndb. d. Вioсhеm. d.Mensch.»142

Работал над жив[ым] вещ[еством]. Письма Паллад[ину], М. Грушев[скому], Сумцову, Багалею.

10.VI.[1]918

Вчера, если бы не то, что я встал в 6 утра и имел в своем распоряжении утро, ничего бы не сделал. Все время люди.

Утром было у меня свидание с Ив. Мих. Малининым из Одессы и Васил[енко]. Малинин – бывший попечитель [учебного] округа и теперь опять принимает участие в работе. Умный и спокойный человек, к.-д. Об Одесском Политех[ническом] – серьезное начинание, большой наплыв, помогает город, артиллер[ийское] ведомство – артиллер[ийский] Факультет. Огромный наплыв студентов в Одессу. Укр[аинского] движения серьезного нет, но среди украинцев есть солидные люди. Кажется, М[алинин] или Михайл[ов] мне говорил о двоевластии в М[инистерстве] н[ародного] пр[освещения] – Васил[енко] и тайно Стешенко.

Был К. А. Михайлов: в ужасе от той неразберихи, какая делается в министерствах.

С Перфецким отдыхал и гулял в Ботанич[еском] саду143. Замечательно хорошее делает впечатление: служитель науки. По его словам, у М. Груш[евского] нет своих обобщающих идей – основа от Антоновича. Любопытно, что влияние Антоновича очень сказывается кругом – Гр[ушевский], Кист[яковский], Ефремов и т. д. Надо ознакомиться и с ним, и с его трудами. Главные не изданы и все «собираются» (Мельник – жена Антоновича). Перфецкий много рассказывал об Угорской Руси. Я чувствую, что меня эта моя юношеская идея ее защиты все более привлекает. Перфецкий влюблен в Княжескую Русь, и масса интересных у него идей. Из разговора с ним опять выясняется искривленность обычного представления о татарах XIII в., и я рад, что Георгий [Вернадский] занимается этим периодом.

Зашел В. В. Кун, долго сидел. Из-за него я испортил чужую электр[ическую] кастрюльку, и потребовалось старание, чтобы взять себя в руки.

Кун все по-прежнему – весь в мелочах семейной жизни – доживание. Умный обыватель.

Был у Спекторского; долго сидел. Разговор по поводу его вступления к Ком[иссию]. Все он добивался выборного начала. Странная у них идея – Совета в[ысшей] ш[колы] официального и для борьбы с правит[ельством]. В конце концов он входит в Комиссию, но как-то боится Совета. Огромный наплыв студентов (много евреев). Группа студентов – украинцев в унив[ерситете] небольшая («40» чел.), но очень активная. Не заметно увеличения украинск[ого] движения среди младших преподавателей. Состав укр[аинского] унив[ерситета] со всячинкой: тяга в Германию для образования.

Вернулся, дома – зашли Черненков и Василенко. Общий интер[есный] разговор. С Н. Н. [Черненковым] об аграрной реформе. Закон прав[ительства] одобряет (2 важных пункта программы к.-д.: 1) ограничение купли земли; 2) передача дел судам). Он очень против конфискации при обмене (по суду), сомневается в 25 десятинах и т. д. Кажется, мысль о значении меры в связи со скупкой земли немцами ему была нова. Разговор с ним и о мнении Черниг[овского] ком[итета] о выходе мин[истров] из партии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное