Любовь слепа, порой жестока, и хладнокровно отказаться от нее почти невозможно. Любовь безрассудна, она толкает нас на разные глупости. В случае Криса — забыть об осторожности, лишь бы увидеть меня еще раз. В моем — принять его изменившуюся сущность.
Вот только теперь между нами стояла преграда, которую невозможно преодолеть. Если я остаюсь в кресле, к чему все эти романтические намеки? Даже если между нами и было что-то серьезное, теперь это не имело значения…
— Ладно, забудем про мои злоключения.
Чем напрасно корить себя, не правильнее ли предложить то, что решит проблему?
— Поговорим лучше о волчьей способности к исцелению…
Криставиан поднялся с кровати и сделал несколько напряженных шагов по комнате. Замерев возле окна, вцепился пальцами в переносицу.
— Я знаю, о чем ты собираешься спросить, — мрачно ответил он. — Линет спорила со мной именно из-за этого, когда мы ехали в машине.
Он обернулся, и я смущенно подтвердила:
— Да, помню.
— Я знаю, что должен ответить положительно, потому что не могу еще раз потерять тебя. И — видит бог — как сильно хочу помочь! Если бы это зависело только от меня, я сделал бы что угодно, заплатил любую цену, чтобы ты снова могла ходить.
Я взволнованно вздохнула, тронутая его признанием, но Криставиан не говорил бы об этом с такой печалью, будь все просто.
— Прежде, чем ты примешь решение, Флоранс, позволь объяснить! Ситуация слишком неоднозначна, чтобы ответить «да» без оговорок. Пообещай, что выслушаешь до конца и примешь во внимание все последствия. Пожалуйста, не соглашайся необдуманно, в этот же час, а дай себе время! Несколько дней, может, недель… а еще лучше — месяцев.
Такое длинное предисловие, определенно, вызывало тревогу.
— Твое мнение может поменяться, и нужно сделать это до того, как станет поздно. Обещаю, что не буду ничего утаивать. Я пришел сюда не для того, чтобы лгать и изворачиваться. Но, Флоранс, если бы все было таким легким, как кажется на первый взгляд, мир вокруг не был бы настолько больным и несчастливым, верно?
Оценив предложение как вполне разумное, я смогла лишь кивнуть.
— Да, волчье проклятие передается через укус, — ответил Кристав, я тихо внимала. — Да, превращение человека в зверя излечивает раны… но не все. Оно не может вернуть потерянную руку или память. Нет гарантии, что исцелится сломанный позвоночник, но мы можем обсудить это с твоим лечащим врачом. Хирург, который видел твои повреждения и предлагал операцию, сможет ответить, есть ли шанс на восстановление оборванных связей. И только после этого можно попробовать укус.
Я слушала, затаив дыхание, и меня буквально пронизывала надежда. Хотя последние слова Криса омрачили радость.
— Теперь о плохом: полукровки, преодолевшие жажду убийства и готовые терпеть ограничения — большая редкость. За две сотни лет Тэмиан больше не встречал таких стойких, кроме тех, кто присоединился к нему уже в нашем веке. Ты должна понимать, в кого можешь превратиться. Ты видела его там, на дороге…
Он дал мне минутку осмыслить это. Волосы у меня встали дыбом, когда я вспомнила жестокое выражение лица охотника-убийцы. Конечно же, я не хотела стать неуправляемым монстром.
— Чтобы сохранить в себе крупицу себя прежнего, требуется немаленькая сила воли! Голод становится нестерпимым, его почти невозможно утолить. Эмоции постоянно зашкаливают, ты словно все время на взводе. Во время полной луны добавляется потребность убивать, — выплюнул с ненавистью он. — Зверь забирает себе весь контроль, человек словно находится в клетке — понимает, что происходит, но ничего не может с этим поделать. Волк выходит на охоту и не остановится, пока не взгрызется в чью-то плоть, не важно, кто встретится на пути, люди или животные.
— Ого… — шокировано выдохнула я, когда он замолчал ненадолго.
— Сопротивляться звериному началу тяжело. Словно ежеминутно сражаться с врагом внутри собственного разума, который больше тебе не принадлежит. Это нечто гораздо более ужасное, чем ты можешь себе вообразить, волчья суть меняет само твое естество, толкает на ужасные поступки. Немногие из нас способны оставаться собой даже вне дней полнолуния. Большинство сдаются и становятся чудовищами — теми, кого уничтожает Халле и подобные ему стаи.
Радужная поначалу картина потеряла краски, открывшись в новом мрачном свете. Кристав был прав: такие решения нельзя принимать быстро и легкомысленно.
Вечная борьба с собой за право оставаться человеком без уверенности, что самообладания на это хватит — пугающая цена за умение ходить.
— Ты так говоришь, будто сам прошел через это, — забросила я крючок, чтобы узнать ответ. — Но разве ты убивал людей? Я просто не верю в это.
Криставиан медленно повернулся и посмотрел на меня с таким напряженным и болезненным выражением, что я проглотила собственный язык.
— Белтран и его стая не отличаются сдержанностью, — мертво напомнил парень. — Скорее, наоборот. Онинаслаждаютсясвоейновообретеннойсилой и безнаказанностью, веселья ради планируют преступления. Убить для них — как ставку выиграть. Ты думаешь, кто-то из них позволил бы мне соскочить?!