Верни мои сны

Зачем у церкви кормишь голубей
десятки дней, а может, сотни дней,
их стадо синеликое считая?!.
Как будто ты перед вратами рая
стоишь среди стенаний и теней.

Век двадцать первый… Но таков ли век,

когда ничто кругом не изменилось?..
Затон машин?!. То конница ютилась.
И так же гордо смотрит человек,

что на посту у серого столба

(сейчас – метро, тогда – у въезда в город).
И тот же души прошибает холод,
и та же с неба плещется вода.

Я знаю: с голубями говорить

куда верней, чем с сотнями прохожих.
Мне от тебя,
                         на время не похожей,
еще вернее хочется разбить
тот мир,
где все банально, все – не то:
вполоборота, в полуправду, что ли.
Давай сегодня сменим наши роли:
я буду с голубями, ты – в пальто
пойдешь домой,
                                улыбку нацепив,
спокойный тон,
                               возьмешь вино на ужин.
Есть голуби… Они над миром кружат.
Есть дом, в котором ждет тебя никто.

Давясь тоской

                            и времени дичась,
спешу к себе – в тебя гляжу устало.
У церкви ли, в дому – различий мало:
единая у всех живущих связь.

Чем дальше в годы – тем сильней тоска,

тем проще ощущение от бездны,
куда исчезли горы и века,
исчезнешь ты, а после
я исчезну.

Другу

1. «Нынче простимся… Хватит писать стихи…»

Нынче простимся… Хватит писать стихи,
жизнь превращая в гнусный, тоскливый бред.
Только прошу: не трогай моей руки.
Не задевай – ты слышишь – моих побед.

Больно, когда в переулках твоих бредя,

если и встретимся, взгляды опустим вниз.
Все потому, что лишь другом люблю тебя,
не исполняя твой замысел, твой каприз.

Все понимаю… Нынче уже без слов.

Мир Дон-Жуана… Дружба – постылый бред.
Холодно стало от редких твоих звонков.
И тяжело – от нещадных твоих побед.

Если и встретимся, взгляды опустим вниз…

В тех переулках церковь, да без креста.
Вот и остался в прошлом мой тихий принц.
Вот и настала полная пустота.

2. «Мне легче думать, если друг не прав…»

Мне легче думать,
                                   если друг не прав,
что с ним теперь
                                 неладное случилось:
душа иссякла —
                                сердце притомилось,
почти безмолвным
                                     и пустынным
                                                                став

от быта,

                 от иных досужих дел.
Мне больно,
                         если друг мой поглядел
холодным взглядом,
                                       будто он привык,
что вечно легок и течет родник

нам отведенных небом лет и дней.

Мне тяжело от сонных тех огней,
которые горят в моем окне;
горят всю ночь,
не помня обо мне.

Пускай кричат: «Он груб, он зол, он сер!..

Он ничего по жизни не успел!..»
Я буду верить из последних сил:
в его пути всего лишь остановка —
устал, присел, задумался неловко,
но он себя до срока не сносил.

И пусть он ошибается теперь!

Пусть сплетничает, лжет, глядит жестоко…
Но вновь придет – ему открою дверь!
Мне без него темно…
Мне – одиноко!

3. «Тише, друг мой, пожалуйста, тише…»