Верни мои сны

А по дороге мне встретился гробовщик: худой, высокий, будто бы весь выпачкавшийся в земле и с измазанной землею лопатой. Такой, каким и полагается быть гробовщику. Страх увеличился, и меня вмиг стало трясти так, что я и сейчас отчетливо помню, как дрожали на бегу мои руки и ноги.

Только потом от всего этого мне было смешно. С великой гордостью рассказывала я своим знакомым, что многих в жизни вещей не боюсь, а вот курточки и гробовщика испугалась.

Но я не об этом, а о том, что никогда в жизни до этого даже не предполагала, что значит НАСТОЯЩЕЕ КЛАДБИЩЕ.

Сколько любви
в этих спящих навеки
в могилах!
Разве кого-то она до конца утолила?

Разве оставила в ком-то

хоть что-то живое?
Разве здесь есть, как в мечтах,
голова с головою,
руки с руками;
колени к коленям прижались?
Все одиноки, как были когда-то,
остались.

Вечер февральский. Москва.

Год две тыщи девятый.
Жутко болит голова,
и алеют закаты.

Я и теперь не могу понять, как тогда смогла выстоять на белом полотне, точно сонная артерия, пересекающей некрополь дороги.

Всюду от нее вздыбленными венами отходили огибающие многочисленные надгробья тропинки, а совсем вдали виднелись черные, резные ворота кладбища. Из мира «нет» в мир «да».

Кажется, рядом стоял фонарь. Возможно, я даже встала рядом с ним, чтобы на него опереться. Мне было безумно холодно и очень стыдно оттого, что тело мое чувствует холод.

Было тревожно. Не помню даже, хотела уходить с кладбища или нет, но помню, что чрезвычайно не хотела никого видеть.

Казалось странным, что люди ходят, говорят, считают что-то правильным, а что-то – нет. Сама способность человека соображать меня удивляла.

Нет, я не возненавидела людей. Просто само их существование теперь казалось мне странным.

Это то же самое, как если бы вы уехали из дома далеко-далеко, уехали лет на тридцать… И вот, вернулись… И вот, замечаете старинный дубовый шкаф, стоящий в прихожей.

Этот шкаф и раньше там стоял, только вы не примечали, что он старинный, и что стоит он в прихожей тоже никакого значения не имело. Просто вешали одежду и все.

А вот вернулись – и странным он вам кажется, несуразным… И удивительно сделалось, как это так: прошло столько лет, изменилось все, а шкаф – шкаф не изменился.

Вот и во мне отмотались тогда не минуты, а годы, может быть, даже несколько десятков лет моей жизни.

Потому что зашла я на это кладбище одним, а вышла?!. Вышла совсем другим человеком.

Верни мои сны

2. Две жизни

Две девочки